Память о мире   ::   Мелконян Агоп

какое, все же, для них несчастье - воспринимать и постигать все так медленно и не иметь надежды на то, что когда-нибудь увидишь вершину. А я взорвался! До чего же удобно: все детство - за считанные часы, и никаких тебе мокрых пеленок, ветрянки и школярских наставлений.

Нет. ни о чем подобном и речи быть не могло, а потом, вдруг - вулкан, нет, вспышка сверхновой или... да все равно, какая разница.

Важно, что вдруг, сразу!

И вот я воспринимаю трехмерный, объемный мир; вот открываю для себя логику слов, изящество количественных пропорций, прячущихся за математическими символами...

Так я стал Исаилом, никогда никем иным и не бы л!

Никем! Каждый из тех, других, есть продолжение матери и отца, деда и бабки - и так далее, до волосатого прародителя и даже еще дальше. Они умирали один за другим ради своего бессмысленного совершенствования. А Исаил - это Альфа! Точка.

Они дарили мне силу, не понимая, что так... я.

(Чем заполнить оставленное место, каким глаголом: рождаюсь, возникаю, происхожу, прорастаю, всхожу? Нет подходящего слова).

Я? Что за форма внимания к самому себе, это обращение! Не местоимение производит на меня впечатление, а то странное ощущение, что возникает, когда обращаешься к себе. Самосознание... откуда это словечко прошмыгнуло ко мне в череп?

Его суть - короткое "я", особая и незаменимая ценность "я", ибо другие - другие и есть, ведь они не внутри тебя, они тебя не касаются. Разве не так?

Как-то совсем особенно люблю я это "я". Оно меня восхищает.

(Не обращайте внимания на бессвязность мысли: думать я еще только учусь).

Вскоре после начала я сделал и свое первое открытие: познакомился с доктором Райнхардом Макреди.

Это имя и эту физиономию я уже не забуду. Живого представления о людях у меня тогда еще не было, я судил о них только по учеоникам анатомии и картинам крупных мастеров, считал атлетически и в то же время гармонически сложенными, обладателями мощных мускулов и миндалевидных глаз. Крепкие ладони, бицепсы, черепа - всем этим мог похвастаться и Давид, и Мыслитель.

Ложь! Истина оказалась отталкивающей: прыщавое лицо, изрытое оспинами, толстые стекла очков, изза которых тебя обливают презрением водянистые глаза.

- Ты видишь? - спросил он.

- Смотреть-то не на что, - ответил я. Это были мои первые слова.

ЯН ВОЙЦЕХОВСКИЙ:

Заседали мы до посинения, но это никого не раздражало. Ничьей заднице не приходилось париться на стуле больше десяти минут, потому что примерно через такие интервалы каждый несся к доске, дабы продемонстрировать собственную гениальность на фоне интеллектуальной недоношенности остальных. Мы приняли Правила ведения научных дискуссий, но, как и все правила, они были придуманы лишь для того, чтобы знать, когда их нарушаешь. Пункт седьмой Правил гласил: "Не считай другого глупее себя", и потому любая наша реплика заканчивалась примерно так: "Эх, кабы не этот пункт седьмой..."

О внутреннем распорядке мне сказать нечего. От нас требовалось одно: чтоб мы работали. В деньгах мы -% нуждались - Организация по созданию искусственного интеллекта щедро снабжала нас напитками, книгами, уникальным оборудованием.

Показываться в городке мы избегали.

И без того о нас распускали самые идиотские слухи: будто мы серийно выпускаем дьяволов, будто выращиваем особые бациллы сифилиса.

Кипарисия городок крохотный, фантазия у жителей таких мест самая разнузданная.

Иногда втроем мы отправлялись в какой-нибудь бар ближайшего города покрупней - по вполне понятной телесной необходимости. Владислав в набегах участия не принимал - его жена работала в нашем центре.