Первокурсник   ::   Фармер Филип Жозе

Конечно, среди всей этой молодежи должно было найтись несколько прелестных девушек и привлекательных парней. Он достаточно проучился на своем веку, чтобы составить представление о проценте красавцев среди студентов. Но здесь... Чуть дальше от него стояла девушка, которая с успехом могла бы стать моделью. Чего-то здесь явно не хватало.

А точнее, чего-то слишком много. Внезапно он осознал, чего... хотя это... слишком противоречиво, что ли? Нет, понимание ушло. Нет, снова вернулось. Оно уходило и возвращалось, словно летучая мышь, снующая в темноте и на секунду вылетающая на свет.

Сопляк перед ним снова обернулся и оскалился в радушной улыбке лисицы, увидевшей цыпленка.

--Что, папашка, зацепило? Ей нравятся старикашки. Может, вам на пару попердеть -- вот будет музыка!

Запахи немытого тела и нестиранной одежды роились вокруг него, как мухи вокруг дохлой крысы.

--Меня не интересуют девицы с эдиповым коплексом,-- с ледяным достоинством ответил Десмонд.

--В твоем возрасте не привередничают, дедуля,-- покачал головой юнец и опять отвернулся.

Десмонд снова покраснел и мысленно дал наглецу в челюсть. Но это его слабо утешило.

Очередь подвинулась еще на одного. Он взглянул на часы. Через полчаса нужно позвонить матери. Надо было прийти сюда раньше. И все же он проспал, невзирая на надрывающийся будильник, прилагавший все силы для того, чтобы разогнать его сон. Да-да, он уже не раз замечал, что вещи к нему неравнодушны и питают ярко выраженные симпатии и антипатии. Это звучало иррационально, но если бы он предпочитал "рацио-", разве пришел бы сюда? Как, впрочем, и остальные абитуриенты?

Вдруг очередь резко двинулась вперед, словно застоявшаяся многоножка, проверяющая, не украли ли у нее одну из ног. И вот, наконец, Десмонд оказался перед заветным столом (к тому моменту он уже на десять минут опаздывал со звонком матери). За столом сидел мужчина много старше Десмонда. Его лицо представляла собой морщинистую массу: словно серое тесто долго мяли, а потом наспех слепили что-то человекоподобное, воткнув посередине клюв каракатицы. Но в глазах, сверкавших под седыми лохматыми бровями, было жизни не меньше, чем в фонтане крови, бьющей из открытой раны.

И рука, которой он взял у Десмонда документы, была не похожа на старческую: большая, словно вздутая, с холеной белой кожей. А под ногтями грязь.

--Родерик Десмонд, я полагаю?

И голос у него был звучным, вовсе не похожим на старческий.

--Так вы меня знаете?

--Знаю о вас. Я читал несколько ваших романов на оккультную тему. Кстати, лет десять тому назад именно я забраковал вашу заявку на размножение отдельных частей вашей книги.

Именная табличка на лацкане поношенного твидового пиджака гласила: "Р. Лайамон ПКОНИИФ". Он и был председателем комитета оккультных наук и исторического факультета.

--Я признаю вашу работу по определению источника происхождения имени аль-Хазреда и доказательство того, что оно не арабское, блестящим образцом научного исследования. Я знаю, что это имя происходит не от арабских или семитских корней, но, признаюсь, не могу определить века, когда оно попало в арабский язык. Ваше объяснение того, что оно оказалось связано с йеменским аль-Хазредом и толкование его значения не как "сумасшедший", а как "тот, кто видит невидимое" было полностью верным.-- Он помолчал, а затем, посмеиваясь, добавил: -- Ваша матушка, должно быть, возражала, когда ее заставили прокатиться в Йемен?

--Н-н-никто ее не заставлял,-- опешил Десмонд.-- Но откуда вы знаете, что она...

--Я читал кое-что из вашей биографии.-- И Лайамон довольно закудахтал. Его смех гвоздем впивался в барабанную перепонку.