Письмо фениксу   ::   Браун Фредерик

---------------------------------------------

Фредерик Браун

Письмо фениксу



Я могу рассказать тебе многое, столь многое, что мне трудно решить, с чего начать. К счастью, я забыл и многое из того, что со мной происходило, ведь способность мозга запоминать ограничена. Было бы ужасно, если бы я помнил детали тех 180 тысяч лет — детали четырех тысяч жизней, которые я прожил со времен первой большой атомной войны.

Но я вовсе не позабыл действительно важные моменты. Я помню, как участвовал в первой экспедиции, высадившейся на Марсе, и в третьей экспедиции к Венере. Я помню — кажется, это было во время третьей большой войны — как Споро был сожжен с небес ударом такой силы, по сравнению с которой ядерный взрыв столь же немощен, как медленно умирающее солнце по сравнению с новой звездой. Я был вторым по рангу в команде космического крейсера класса Гипер-А во время войны со второй волной внегалактических захватчиков, которые основали базы на лунах Юпитера раньше, чем мы о них узнали, и едва не выбили нас из Солнечной системы, но мы успели создать новое оружие, против которого они не смогли устоять. Они отступили туда, где мы не могли их преследовать, за пределы Галактики. Когда мы через 15 тысяч лет последовали за ними вдогонку, их уже не было. Они были мертвы уже три тысячи лет.

Вот об этом я и хочу тебе рассказать — о той могучей расе и о других — но сначала, чтобы ты понял, откуда я знаю то, что знаю, я расскажу тебе о себе.

Я не бессмертен. Есть только одно бессмертное существо во вселенной, больше никого. По сравнению с ним, я — ничтожество, но ты не поймешь или не поверишь тому, что я скажу, пока не поймешь, кто я такой.

Имя мое мало что значит, и это хорошо — я его не помню. Это не так странно, как тебе кажется, потому что 180 тысяч лет — долгий срок, а по разным причинам я менял свое имя около тысячи раз. Да и что может значить меньше, чем то имя, которым меня назвали родители 180 тысяч лет назад?

Я не мутант. То, что произошло со мной, случилось, когда мне было 23 года, во время первой атомной войны. То есть первой, в которой обе стороны применили атомное оружие — конечно, слабое, по сравнению с последующим. Это произошло всего лишь через несколько лет после изобретения атомной бомбы. Первые бомбы были сброшены в ограниченной войне, когда я был еще ребенком. Война быстро закончилась, потому что бомбы имела только одна сторона.

Первая атомная война не была полной — первая из них. Мне в этом смысле повезло, потому что будь это полная война — та, которая уничтожает цивилизацию — я не пережил бы ее, несмотря на биологические изменения, которые во мне произошли. Я не смог бы выжить во время шестнадцатилетнего сна, в который погрузился примерно тридцатью годами позднее. Но я опять забегаю вперед.

Когда началась война, мне было, по-моему, двадцать или двадцать один год. Меня не взяли сразу в армию из-за того, что я не был физически пригоден. У меня была довольно редкая болезнь гипофиза — чей-то там синдром, не помню кого. Кроме прочих последствий, она вызывала и тучность. Я весил на пятьдесят фунтов больше нормы. Меня забраковали вчистую.

В течение двух последующих лет моя болезнь слегка прогрессировала, зато все остальное развивалось гораздо стремительнее. К этому времени армия брала уже всех и согласна была даже на одноногого однорукого слепого, если тот желал сражаться. А я хотел воевать. Я потерял семью во время бомбежки, ненавидел свою работу на военном заводе, а доктора сказали мне, что болезнь моя неизлечима и мне в любом случае осталось жить год-два. Поэтому я вступил в то, что осталось от армии, и то, что осталось, приняло меня, не колеблясь ни секунды, и отправило на ближайший фронт, до которого было миль десять. Уже на следующий день я оказался в бою.