Поднять паруса!   ::   Фармер Филип Жозе

— А вдруг это ангелы предупреждают нас о близящейся смерти?

— Предупреждают? В таком случае, почему они не пользуются нашим кодом? Ангелы знают его не хуже меня. Нет никаких «вдруг», Орден не допускает их, он экспериментирует и открывает. Он не высказывается до тех пор, пока не узнает точно.

— Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем, — мрачно сказал де Сальседо. — Колумб обещал команде, что если до завтрашнего вечера не наткнемся на сушу — повернем обратно. Иначе, — он чиркнул пальцем по шее, — кхх! Пройдет день, и мы поплывем на восток, убегая от этой зловещей, кровавой Луны и ее непонятных передач.

— Это была бы большая потеря для Ордена и Церкви, — вздохнул монах. — Но все в руке Божьей, и я изучаю лишь то, что Он позволяет мне изучать.

С этими набожными словами Брат Проводок поднял бутылку, чтобы изучить уровень жидкости. Научно установив ее существование, он измерил затем ее количество и проверил качество, влив все в лучшую реторту — свое огромное брюхо.

Потом он причмокнул и, не обращая внимания на разочарованных моряков, принялся с энтузиазмом рассказывать о судовом винте и вращающем его двигателе, сконструированном недавно в Коллегии Святого Ионы в Генуе. Если бы три корабля королевы Изабеллы снабдили подобным устройством, заявил монах, они перестали бы зависеть от ветра. Однако пока монахи запретили распространение этих изобретений, поскольку опасались, что выхлопные газы могут отравить воздух, а огромные скорости окажутся убийственными для людей. Затем он вдруг принялся излагать историю жизни своего патрона, изобретателя первого реализатора и приемника херувимов, святого Ионы из Каркасона, который принял мученическую смерть, ухватившись за провод, оказавшийся — вопреки его мнению — неизолированным.

Оба моряка, придумав какую-то отговорку, удалились. Монах был хорошим человеком, но агиография [2]  успела им наскучить. Кроме того, они хотели поговорить о женщинах...

Если бы Колумбу не удалось убедить свою команду, что нужно проплыть еще один день, события разворачивались бы иначе.

На рассвете моряки воспрянули духом, увидев несколько крупных птиц, круживших над кораблем. Суша была где-то поблизости; может, эти крылатые существа прилетели с побережья самого легендарного Чипанга, страны, где у домов золотые крыши.

Птицы спустились пониже. Вблизи было видно, что они огромны и очень странны. Их тела имели почти тарелкообразную форму и были невелики относительно крыльев, размах которых составлял не менее тридцати футов. Кроме того, у птиц не было ног. Только немногие из моряков поняли значение этого факта: птицы эти жили только в воздухе и никогда не садились на землю или воду.

Пока все рассуждали об этом, раздался слабый звук, словно кто-то откашлялся. Он был так слаб и далек, что никто не обратил на него внимания, поскольку каждый решил, что его издал сосед по палубе.

Спустя несколько минут звук стал громче, словно кто-то перебирал струны лютни.

Все посмотрели вверх, головы повернулись к западу.

Даже сейчас они не понимали, что этот звук, подобный дрожанию натянутой струны, шел от каната, опоясывающего землю, что канат был натянут до предела и что именно море натягивало его.

Прошло некоторое время, прежде чем они поняли. Горизонт кончился.

Когда они это заметили, было уже поздно.

Рассвет не просто пришел, как молния, он сам был молнией. И хотя все три корабля попытались резко повернуть влево, внезапное увеличение скорости и безжалостное течение свели маневр на нет.

Именно тогда роджерианин пожалел, что у их корабля нет генуэзского винта и парового двигателя. Тогда они могли бы противостоять страшной мощи напирающего, как разъяренный бык, моря. Именно тогда одни начали молиться, другие обезумели, а кое-кто попытался атаковать Адмирала; несколько человек выскочили за борт, несколько впали в оцепенение.