Магия успеха   ::   Семенова Мария Васильевна

 — Я задыхаюсь от нежности, от твоей-своей свежести, я помню все твои трещинки, а-а, щенки, щенки! Эй, Викуленция, мать твою, бери гитару, петь будем!

От нее густо пахло духами, бастурмой, коньяком и крупными неприятностями, пора было немедленно заканчивать веселье.

— Все, все, Жека, поехали до хаты, баиньки пора. — Ловко увернувшись от вилки, Прохоров вывел Корнецкую на воздух, посадил в машину, пристегнул ремнем. — Спи, моя радость, усни.

Прощаться он не стал, включил зажигание, дал мотору погреться и уехал с концами, по-английски. Собственно, всем было не до него — разгуляево достигло апогея, пели под «караоке» «Нинка, как картинка, с фраером гребет»…

— Поднимите капот, откройте багажник. — Прапорщик на КПП долго изучал документы, сличал номера, сверялся с записями в регистрационной книге, в конце концов нехотя поднял шлагбаум. — Запомните, на бетонке действует ограничение скорости десять километров в час.

— Сейчас тебе. — Тормоз с наслаждением врезал по газам, выкатился на шоссе и, обгоняя длинномерные фуры, шмелем полетел по направлению к Питеру. Настроение у него было так себе. Он устал от ненужной суеты, шумного веселья, нарочитой праздности, хотя, чего душой кривить, шашлык удался, и тортик тоже был неплох. Корнецкая, угомонившись, тихонько клевала носом, помада на ее губах размазалась, свет встречных фар дробился в брюликах серег.

«Эх, Жека, Жека, стареешь, толерантность падает, — Серега усмехнулся, взглянув на указатель, взял курс на Парголово, — видать, и климакс не за горами».

Странное дело, он как будто долго страдал какой-то непонятной хворью, от которой захватывает дух, бешено колотится сердце и розовая пелена застилает глаза. Зато теперь кризис миновал, и он без опаски может смотреть на Женино лицо, на эти кудри цвета лисьего хвоста, на соблазнительную грудь под легкой блузкой. Уже не страшно, у него иммунитет.

Было далеко за полночь, когда Серега добрался до Парголовского озера и зарулил к железным, наподобие тюремных, воротам. Корнецкая жила теперь во дворце Ингусика, согласно завещанию хоромы эти достались ей напополам с Верком, бывшей прислугой, непонятно уж за какие заслуги. Аналогичная судьба постигла и пятисотый «мерседес», который недавно был продан, а деньги соответственно поделены между равноправными владелицами. К слову сказать, имущественный вопрос они решали мирно, по согласию, и вообще жили дружно, на взгляд Сереги даже слишком.

«Где он там? — Вытащив пульт из Жениной сумки, Прохоров дистанционно открыл ворота, заехал на мощенный плитками двор, вылез, потянулся. — Кому не спится в ночь глухую»…

На половине Верка горел свет, сквозь полуопущенные жалюзи метались всполохи работающего телевизора, из приоткрытого окна доносилась какая-то дурацкая попса, смех, улюлюканье.

— Ну все, любимая, приехали, вылезай. — Отстегнув Женю от кресла, Прохоров выволок ее из машины, легко поднял на крыльцо, бережно поставил и нажал кнопку звонка. — Давай, на горшок и спать.

Корнецкая, не открывая глаз, кивала, обеими руками уцепив Прохорова за локоть, сильно раскачивалась, словно молодая поросль на ветру.

— Господи, какие же мы сладкие! — Дверь открыла сама Верок, веселая, раскрасневшаяся, в небрежно накинутом халатике. — Сереженька, ай-яй-яй, зачем же ты так накачал бедную девушку? Ну-ка, давай ее сюда, на диванчик, пусть поспит, не тащить же через весь дом.

Глаза ее отливали неестественным блеском, ноздри раздувались, припухшие губы были как бы обветрены.

Вдвоем они довели Женю до спальни, и Верок принялась снимать с нее пальто, костюм, блузку, колготки, белье, в чем мать родила уложила в постель, накрыла одеялом, нежно провела рукой по щеке:

— Спи, моя ласточка. — Чувствовалось, что процедура раздевания чрезвычайно ее взволновала.

— Ну ладно.