Послушник дьявола (Хроники брата Кадфаэля - 8)   ::   Питерс Эллис

- В этом и состоит причина моих сомнений. Сейчас у нас живут только четыре мальчика; двое из них находятся здесь не для того, чтобы со временем дать монашеский обет, а чтобы получить образование. Правда, потом при желании они смогут остаться с нами и вступить в наше братство, но это уже их дело, - достигнув подходящего возраста, они сами сделают выбор. Двум другим двенадцать и десять лет, родители посвятили их Богу. Дети привыкли к нашей жизни и счастливы; очень не хотелось бы нарушать их покой. Поэтому я не могу с легкостью решиться принять к нам еще мальчиков, которые пока не в состоянии осознать, что даст им поступление в обитель, и, пожалуй, самое главное, чего они при этом лишатся. Великая радость, - объявил аббат Радульфус, - распахнуть двери перед тем, кто истинно хочет этого всей душой. Однако душа ребенка, только что оставившего колыбель, принадлежит игрушкам и теплу материнских колен.

Приор Роберт изогнул дугой серебристо-седые брови и с сомнением покосился на кончик своего тонкого аристократического носа:

- Обычай принимать детей послушниками существует уже века. Он освящен уставом. Любые отклонения от устава должны приниматься только после глубочайших размышлений. Есть ли у нас право отказывать отцу в том, чего он желает для своего ребенка? Есть ли у нас - есть ли у отца - право определять участь несмышленого младенца прежде, чем он обретет голос, чтобы говорить за себя? Я знаю, такая практика установилась давно и никогда не подвергалась сомнениям, но теперь подвергается. Нарушив ее, - упорствовал приор Роберт, - мы рискуем лишить какую-нибудь юную душу верного пути к блаженству. И в детские годы можно сделать неверный шаг, и путь к Божественной милости будет утерян.

- Я допускаю такую возможность, - согласился аббат, - но думаю, что может случиться и обратное, и многие дети, предназначенные для иной жизни и иного способа служения Богу, просто окажутся как бы заточенными в тюрьму. Это только мое собственное мнение. Здесь с нами и брат Эдмунд, который в монастыре с четырех лет, и брат Кадфаэль, который, напротив, пришел к нам в зрелом возрасте, прожив перед тем бурную, полную приключений жизнь. Я верю и надеюсь, что оба они не раскаиваются, дав монашеский обет. Скажи нам, брат Эдмунд, как ты смотришь на это? Ты сожалел когда-нибудь, что тебе не довелось познать мир за монастырскими стенами?

Брат Эдмунд, попечитель монастырского лазарета, был серьезным, вдумчивым человеком приятной наружности; будучи всего на восемь лет моложе шестидесятилетнего Кадфаэля, он хорошо смотрелся бы и верхом на лошади, и в качестве владельца какого-нибудь манора, хозяйским глазом приглядывающего за своими арендаторами. Он неторопливо обдумал ответ и спокойно проговорил:

- Нет, я никогда не испытывал сожалений. Но ведь мне неизвестно, о чем стоило бы жалеть. Однако я знаю тех, кто бунтовал просто от желания узнать это. Может быть, они воображали, что в мирской жизни больше возможностей, чем в нашей, а я, вероятно, лишен этого дара воображения. А может быть, мне посчастливилось найти себе работу по душе и по способностям и у меня не было времени роптать. Я бы ничего не хотел менять. И я сделал бы тот же самый выбор, если бы давал обет уже взрослым. Но у меня есть основания думать, что другие, будь их воля, сделали бы другой выбор.

- Честный ответ, - похвалил аббат Радульфус. - Брат Кадфаэль, а ты? Ты много бродил по свету, был в Святой земле, знаком и с оружием. Ты сделал выбор поздно и сделал его сам, и мне кажется, ты не тоскуешь о прошлом. Ты, повидавший так много, приобрел ли ты что-нибудь, выбрав монастырь?

Кадфаэль обнаружил, что прежде, чем ответить, ему нужно подумать, а думать после целого дня работы на солнце было очень трудно.