Прайд Саблезуба   ::   Щепетов Cергей

А ведь князья русские плавали из Киева в Константинополь именно на долбленках — греки их моноксилами называли. Это же совсем недалеко — по Днепру меньше тысячи километров и по Черному морю примерно столько же, если, конечно, идти вдоль берега, а напрямик и того ближе. Интересно, как должна выглядеть лодка-долбленка из цельного ствола, способная взять на борт хотя бы десяток воинов со снаряжением и запасом продовольствия? При этом ее нужно посуху перетаскивать через пороги, а потом идти по морю, где, вообще-то, волны и ветер. А эти наши рашен-викинги еще и паруса на них ставили! Что-то тут не сходится, что-то не вяжется: или в Поднепровье в те времена деревья росли не чета нашим? Вроде баобабов, только прямоствольные? Нет, конечно. Скорее всего, русские лодьи были дощатые, вроде тех же драккаров, ну, может, поменьше размерами. Впрочем, Бог с ними — здесь-то ни деревьев толстых, ни досок нет. Хотя совсем от такой идеи отказываться не стоит — вдруг завтра приплывет подходящее бревно, и можно будет подумать, как его обработать... без топора.

Тогда что? Каркасная лодка — с килем, шпангоутами... Шпангоуты — это, кажется, что-то вроде ребер. Там еще много всяких названий, только я, кроме палубы и мачты, ничего не помню, потому что никогда не интересовался кораблестроением, а в книжках соответствующие места пропускал. Ладно, дело, в конце концов, не в названиях. Что мы имеем в составе тех богатств, которые выработало человечество? Пирога, байдарка, каноэ... Вот каноэ — самое то! Его все видели в фильмах про индейцев, а у Лонгфелло в „Гайавате" даже технология изготовления описана. Беда только в том, что делается оно из бересты. Но не из той, которую сдирают для растопки, а вместе с нижним слоем, толщиной в добрых полсантиметра. Гайавата эту бересту отделял деревянными клиньями, раздевая ствол „до мяса". В детстве я видел в музее такое каноэ — замечательная лодка, ее, наверное, таскать на голове в одиночку можно, но... Обшивка смонтирована из крупных кусков этой самой коры, которые сшиты тонкими кожаными ремешками и промазаны не то смолой, не то жиром. В общем, это произведение первобытного кораблестроения вызывает восхищение, но уж никак не желание повторить таковое. Одних только дырок надо навертеть в коре несколько тысяч (прокалывать нельзя — край раскрошится!). Кроме того, березовая кора имеет свойство сворачиваться в рулон со страшной силой, и никакая размочка не позволяет ее распрямить. Впрочем, какие-то способы, наверное, есть (писали же на ней грамоты!), просто я их не знаю. В общем, этот вариант тоже не стоит сбрасывать со счетов, но как рабочий он не проходит — нет бересты. А на „нет", как говорится, и суда нет.

Что остается? Пирога? Что-то про нее ничего внятного не вспоминается. Наверное, это название собирательное, которым европейцы обозначили туземные лодки разных конструкций. А еще — байдара или байдарка... Это, кажется, изначально не спортивное, а малое промысловое судно северных народов. Оно вроде как непотопляемое, поскольку в него вода не заливается — обшивка цельная и замыкается-затягивается на поясе у гребца. Интересно, конечно, но, пожалуй, слишком круто — в том смысле, что сложно. Надо, наверное, придумать какой-нибудь гибрид, исходя из подручных материалов. То есть жесткий каркас, обтянутый чьей-нибудь шкурой. Вот киль, вроде как, уже имеется. Нужны эти самые ребра-шпангоуты... И придумать, как их крепить... Ну как? Вырезать пазы и приматывать ремешками — а что еще можно предложить? Только работы тут не на день. И, пожалуй, не на неделю. Интересно, хватит на это моего творческого порыва? На арбалет — хватило, на глиняную посуду — хватило, может, и на лодку хватит?»

К немалому удивлению Семена процесс судостроения пошел.