Проклятье фараона   ::   Питерс Эллис

С Рамзесом же дело обстояло куда сложнее. Одной пары рук, дарованной мне от природы, катастрофически не хватало, чтобы сажать растения быстрее, чем он их выкапывал. Все дети, как известно, обожают копаться в земле, рыть ямы, подземные ходы и строить замки, но увлечение Рамзеса дырками в земле доходило до абсурда. И виноват в этом исключительно Эмерсон! Перепутав тягу к грязи с расцветающим талантом археолога, он всячески поощрял "раскопки" сына.

Эмерсон ни разу не обмолвился о том, что тоскует по прежней жизни. О его лекциях в университете ходили легенды, научные труды с успехом печатались, но все же, все же... Читая вслух новости из "Таймс" или "Лондон ньюс" об открытиях на Среднем Востоке, я нет-нет да и ловила в его взгляде лихорадочно-завистливый блеск. Как же низко мы пали! Читаем за чаем газеты да препираемся с соседями! И это мы, неделями не вылезавшие из египетских пещер, открыватели столицы фараонов!

Однако я что-то отвлеклась. Пора бы и вернуться к тому знаменательному вечеру, судьбоносную роль которого нам еще предстояло осознать.

Я честно готовилась принести себя в жертву. Облачилась в лучшее свое шелковое платье, которое Эмерсон терпеть не может, уверяя, что я в нем выгляжу респектабельной клушей. Услышать такое из уст Эмерсона - брр! Большего оскорбления в его словаре, пожалуй, и не нашлось бы. Но я здраво рассудила, что леди Кэррингтон должна прийти в восторг именно от того, от чего Эмерсона тошнит.

Представьте, я даже позволила горничной сделать мне прическу! Эта чудачка Смайз вечно квохтала надо мной, пытаясь прилизать, пригладить словом, привести мою внешность в божеский вид, а если точнее, то сделать из меня ту самую респектабельную клушу. Обычно я не подпускаю эту странную девицу к своей персоне, опасаясь, что живой от нее не уйду. Но наступил праздник и на улице нашей Смайз. В тот день она надо мной вволю поиздевалась. Не запасись я заранее выпуском "Таймс", с ума бы сошла, пока она таскала меня за волосы и втыкала в голову шпильки.

Но Смайз все равно осталась недовольна. Неблагодарное создание! Вместо того чтобы восхититься моей жертвенностью, она буркнула:

- Мадам, если вы не прекратите размахивать газетой, мне вряд ли удастся сделать все как надо. Не будете ли вы так любезны ее убрать?

Еще чего! Я отродясь не была любезна! Однако времени оставалось в обрез, да и статья в "Таймс" - о которой речь еще впереди - лишь подливала масла в огонь моего отвращения к предстоящему мероприятию. Словом, отложила я газету и уставилась в зеркало, решив пройти все муки ада.

Когда пытке пришел конец, наши лица отражали обуревавшие каждую чувства: круглая как луна физиономия Смайз сияла восторгом триумфатора, моя же кислая мина говорила о полном смирении с неизбежным.

Корсет был жестоко стянут, новые туфли жали немилосердно. Кряхтя и постанывая, я проковыляла вниз по лестнице - бросить последний хозяйский взгляд на гостиную.

Там меня поджидал новый удар. В гостиной царили чистота и омерзительный порядок. Газеты, журналы и книги, валявшиеся там и сям, как корова языком слизнула. Доисторическая утварь, красовавшаяся на камине и еще бог весть где (археологические трофеи Эмерсона), тоже исчезла. На сервировочном столике вместо игрушек Рамзеса злорадно поблескивал надраенный серебряный чайный сервиз. Пылающий в камине огонь успешно рассеивал тоскливую серость от непогоды за окном, но не в его силах было справиться с потемками в моей душе. Как человек разумный, я не склонна без толку сетовать на судьбу-злодейку, но даже человек разумный временами сражается с собственными воспоминаниями. Вот и мне тем вечером пришли на память иные декабри... когда в безоблачном синем небе у нас над головой сияло золотое солнце Египта...