Рассказы из сборника Семь гонцов   ::   Буццати Дино

Все оказалось проще и банальнее. Но, может, и загадочнее. У меня в руках был шарик из скомканных клочков бумаги, на которых можно было различить обрывки слов. Должно быть, поэт, написав что-то, остался недоволен и, разорвав в ярости бумагу на мелкие кусочки, скатал их в шарик и вышвырнул на улицу.

"Не выбрасывай,- сразу сказал Франческо,- вдруг там прекрасные стихи? Немного терпения, и мы восстановим их из этих обрывков".

"Будь они прекрасными, он бы их не выбросил, можешь не сомневаться. А раз выбросил, значит, он раздосадован, значит, стихи ему не нравятся и он не желает признавать их своими".

"Сразу видно, что ты не знаешь этого человека. Самые известные его стихи были спасены друзьями, ходившими за ним по пятам. Если бы не друзья, он бы и их уничтожил - до такой степени он требователен к себе".

"Но ведь он стар, - возразил я, - и уже много лет стихов не пишет".

"А вот и пишет, только не публикует, потому что вечно ими недоволен".

"Ну хорошо, - сказал я, - а что, если вместо стихов здесь просто какая-нибудь заметка, письмо другу или даже запись расходов?"

"В такое-то время?"

"Конечно. Именно в такое время. Почему бы поэтам и не заниматься подсчетами в два часа ночи?"

С этими словами я сжал обрывки бумаги в ладонях, снова скомкал их в шарик и положил в карман пиджака.

Несмотря на уговоры Франческо, я так никогда и не расправил эти клочки бумаги, не разложил их на столе, не попытался восстановить страницу и прочитать, что же было на ней написано. Бумажный шарик, примерно в том же виде, в каком я подобрал его с земли, заперт у меня в ящике. Там он и останется.

Не исключено, что мой друг прав, что великий поэт действительно вечно недоволен только что написанным и из-за этой своей страсти к постоянному совершенствованию уничтожает и те стихи, которые могли бы стать бессмертными. Возможно, что слова, написанные им той ночью, образуют божественную гармонию, что они - самая сильная и чистая вещь из всех, когда-либо созданных на свете.

Но нельзя зачеркивать и другие гипотезы: что речь идет о какой-то пустяковой бумажке; что это, как я уже говорил, самая тривиальная хозяйственная запись; что сделана она и порвана не самим поэтом, а кем-то из его близких или прислугой (я успел разглядеть так мало слов, что определить по почерку руку написавшего было невозможно); что к нам попало действительно стихотворение, но неудачное; или даже - этого тоже нельзя исключить, - что мы ошиблись и окно, в котором горел свет, принадлежало не поэту, а было окном совсем другой квартиры, и в таком случае разорванная рукопись могла оказаться просто-напросто никчемной бумажкой.

Однако же не эти негативные предположения мешают мне восстановить листок. Отнюдь.

Обстоятельства, при которых мы его нашли, уверенность, быть может, беспочвенная, что некое сокровенное предначертание управляет - чаще, чем мы думаем, - событиями и фактами, которые на первый взгляд зависят от чистой случайности, в общем, мысль, что тут не обошлось без своего рода провидения, перста судьбы, так сказать, раз именно мы - Франческо и я Ц оказались именно там, именно в ту ночь и именно в тот час, чтобы иметь возможность подобрать сокровище, которое в противном случае было бы навсегда утеряно, - все это да еще моя слабость к аргументам из области иррационального укрепили меня в мысли, что в маленьком бумажном шарике заключена великая тайна, стихи сверхчеловеческой силы и красоты. А уничтожить плод своего труда поэта побудило горькое сознание, что он никогда больше не сможет подняться до подобных высот.