Расследование доктора Уотсона   ::   Кинг Стивен

В моем воображении то и дело появлялся образ этих жестокосердных мальчишек, что заставляли голодных ист-эндских собак прыгать за куском свинины или пирога. Должен добавить, что мне не пришло в голову поинтересоваться, не будет ли такое завещание оспорено судом. Нынче человеку чертовски трудно лишить своих ближайших родственников денег в пользу кошачьего приюта, но в 1899 году завещание было завещанием, и если родственникам не удалось бы привести множество убедительных примеров безумия — не эксцентричности, а настоящего безумия — и доказать это, воля человека, подобно воле Бога, должна была быть исполнена.

— Это новое завещание было должным образом подписано в присутствии свидетелей? — спросил Холмс.

— Совершенно верно, — ответил Лестрейд. — Вчера адвокат лорда Халла и один из его помощников пришли в дом, их провели в кабинет хозяина, и они оставались там около пятнадцати минут. Стивен Халл рассказывает, что адвокат в какой-то момент запротестовал — он не разобрал, о чем идет речь, — но Халл заставил его замолчать. Джори, средний сын, находился наверху и занимался живописью, а леди Халл была в гостях у знакомых. Но оба других сына — Стивен и Уильям — видели, как появились юристы и вскоре уехали. Уильям сказал, что они ушли с опущенными головами. Больше того, когда Уильям спросил мистера Барнса, адвоката, хорошо ли он себя чувствует, и сделал вежливое замечание относительно непрекращающегося дождя, Барнс промолчал, а его помощник, казалось, даже как-то съежился. Создалось впечатление, что им стыдно, заметил Уильям.

Да, этой юридической закавыкой воспользоваться не удастся, подумал я.

— Раз уж мы заговорили об этом, расскажите мне о сыновьях, — попросил Холмc.

— Как вам будет угодно. Вряд ли стоит говорить о том, что их ненависть к отцу уступала лишь безграничному презрению отца к ним.., хотя я могу понять, что он мог презирать Уильяма… Ну ладно, я буду говорить по порядку.

— Да, пожалуйста, продолжайте, — сухо заметил Холмc.

— Уильяму тридцать шесть лет. Если бы отец давал ему хоть немного карманных денег, я полагаю, он стал бы гулякой. А поскольку денег у него практически не было, Уильям проводил свободное время в гимнастических залах, нанимаясь тем, что, насколько я понимаю, называется «физической культурой». Он стал на редкость мускулистым парнем и по вечерам большей частью сидел в дешевых кафе. Когда у него появлялись деньги, он тут же отправлялся в игорный дом и просаживал их в карты. В общем, не слишком приятный человек этот Уильям. У него не было цели в жизни, никакой профессии, никакого хобби, он ни к чему не стремится — разве что ему хотелось пережить отца. Когда я допрашивал его, у меня возникло какое-то странное ощущение, будто я говорю не с человеком, а с пустой вазой, на которой легкими мазками нанесено лицо лорда Халла.

— Ваза, ждущая, чтобы ее наполнили фунтами стерлингов, — заметил Холмс.

— А вот Джори — он совсем другой, — продолжал Лестрейд,. — Лорд Халл презирал его больше всех остальных, называл его с раннего детства «рыбьей мордой», «кривоногим», «толстопузым». К сожалению, нетрудно понять, откуда такие прозвища: Джори Халл ростом не больше пяти футов двух дюймов, с кривыми ногами и удивительно безобразным лицом. Он немного походит на того поэта… Пустышку.

— Оскара Уайлда? — спросил я.

Холмс взглянул на меня с легкой улыбкой.

— Думаю, Лестрейд имеет в виду Элджернона Суинберна, — заметил он, — который, как мне кажется, ничуть не большая пустышка, чем вы сами, Уотсон.

— Джори Халл родился мертвым, — сказал Лестрейд. — Он оставался посиневшим и неподвижным в течение минуты, и врач признал его мертворожденным. Накрыл салфеткой его безобразное тело. Леди Халл, проявив редкое мужество, села, сбросила салфетку и окунула ноги младенца в горячую воду, принесенную для родов.