Раз, два, три, четыре, пять...   ::   Локхард Джордж

Если анализ однозначно свидетельствует, что ген убийцы не может себя проявить – пациента переводят в другой отдел. Как правило, такие люди очень смутно представляют себе, что такое охота, и после показательной программы на симуляторе они навсегда теряют желание стрелять в животных.

Грифоница помолчала.

– Но есть и другие люди, Менахэм, – сказала она тихо. – Люди, которых в прежние времена принято было звать волками. Как правило, в обществе им сопустствует успех – ведь они хищники. Некоторые за всю жизнь так и не узнают, что носят в себе хищника, другие – напротив, лелеят и развивают своего зверя. Генетики веками искали причину такого поведения, но нашли только пять лет назад.

Аэлита протянула человеку проволочную модель ДНК. Несколько молекул были отмечены яркими красными точками.

– Раз, два, три, четыре, пять... – медленно сосчитал Битти. Поднял глаза. – Что это?

– Ген охотника, – ответила грифоница. – Он есть у всех людей, как впрочем и у нас. Именно этот участок ДНК определяет, способен ли ты хладнокровно убить другое разумное существо, или получать удовольствие, охотясь на животных.

Битти долго разглядывал модель.

– Не верю, – сказал он наконец. – Такое сложное поведение не может определяться генами.

– Ген не определяет поведение. Он лишь повышает шансы стать убийцей. В прошлом считалось, что мужчины с хромосомами YY – с рождения склонны к преступности, насилию и убийствам. Но всё оказалось проще. Есть прирождённые охотники, Мэнахем – те, кто в седой древности снабжал племя мясом и сражался с соседями, кто обычно выживает на войне, кто в выходные ездит в ближайщий лес «пострелять уток»...

– Таких давно не осталось!

– Остались, – улыбнулась Аэлита. – Просто сейчас, в эпоху межзвёздных полётов, когда десятки рас взаимодействуют на сотнях планет, ген охотника становится вреден для своего носителя. Люди с таким мировозрением не умеют находить общий язык с инопланетянами, для них любой «чужой» – всегда инстиктивно воспринимается животным, а животные в их глазах – не больше чем еда.

Грифоница подняла мощную лапу и выпустила когти.

– У нас, у пардов и драконов, ярров и зоран – проще говоря, у настоящих хищников, ген охотника всегда сдерживается механизмами торможения. Это природный способ защиты популяции, у хищников внутривидовая дисциплина на высоте. У вас, потомков всеядных обезъян, внутривидовой дисциплины нет вообще, и только с развитием цивилизации ей на смену постепенно пришёл институт этики и морали.

Улыбнувшись, Аэлита коснулась своей груди:

– Проще говоря то, что вы называете этикой, заложено у хищников в сердце. А людей приходится обучать...

– И лечить? – мрачно спросил Битти.

– Да, и лечить тоже, – кивнула грифоница. – Например, тебя. Твой уровень агрессии соответствует типичному охотнику, ты можешь стать весьма опасным, если не научишься себя контролировать.

Менахэм стиснул кулаки.

– Я подписал этот проклятый контракт, только чтобы вас уничто... – он запнулся.

– Уничтожить, – кивнула Аэлита. – Не подать в суд, а уничтожить. Ты желал мне смерти, помнишь? Когда я проводила первый тест в офисе.

Битти попятился.

– Я только подумал это...

– У нас хорошая техника, – усмехнулась грифоница. – На острове тебя грызло желание перебить устроителей охоты, а после убийства Кш'арра ты уже был готов их застрелить. И между прочим, согласно рисунку твоих биоритмов – ты действительно застрелил бы их, ощущая при этом свирепую радость от свершившегося возмездия...

– Я хотел помешать охоте!

– Верно, помешать, – серьёзно ответила Аэлита. – Перебив всех охотников.

Она отвернулась от умолкшего человека и подошла к дверям.

– Убийство всегда преступление, – не повернув головы, сказала грифоница. – Всегда. Ты поймёшь это после курса лечения.

Белая дверь закрылась.