Разговор Эйрос и Хармионы (2)   ::   По Эдгар Аллан

Одно только слышу: "Пули-ву, вули-ву", - и среди прочего наговорил он мне с три короба разного вранья, что будто бы он, видите ли, без ума от любви к моей вдовушке миссис Джем и что она будто бы питает любовь к нему!

Услышав такое, я, сами понимаете, чуть не взбесился, но вспомнил, однако, что я - сэр Патрик О'Грандисон, баронет, и что хороший тон, не допускает, чтобы галантный джентльмен давал волю гневу, ну, я вида не подал, словно бы мне дела нет, балакаю с ним по-дружески, и немного погодя он вдруг - бац! - предлагает, чтобы мы вместе пошли прямо к вдовушке и он представит меня мадаме со всеми онерами.

"Ты слышишь, - говорю я про себя. - Ну и везет же тебе, Патрик! Погоди, сейчас он увидит, в кого влюблена без памяти миссис Джем, в тебя, молодца, или же в этого мусью Мэтр дю-танца".

И пошли мы к вдовушке в соседний дом, и ежели вы скажете, что все там было бон-тон и элегант, то не ошибетесь. Ковер лежал во весь пол, в углу фордыбьяно, и фисгармошка, и еще черт те что, а в другом углу - диванчик, такой распрекрасный, что в мире не сыскать, а на нем - ангельчик прелестный, миссис Джем собственной персоной.

- Свет доброго утра вам, миссис Джем, - говорю я и отвешиваю ей такой изысканный, элегантный поклон, что у вас бы голова кругом пошла. А французик-иностранец лопочет

- Вули-ву, пули-ву, ляп-тяп, и дорогая миссис Джем, вот этот джентльмен - не кто другой, как достопочтенный сэр Патрик О'Грандисон, баронет, мой самый что ни на есть добрый друг и знакомый.

Вдовушка встает с дивана и делает мне изысканный реверанс, какого свет не видывал, и снова садится, ангелочек-ангелочком. Смотрю, провалиться мне, если этот паршивый мусью Мэтр дю-танц в тот же миг не усаживается подле по правую ее ручку. Ух ты черт! Я думал, у меня глаза так прямо и выскочат; до того я разозлился. Но, однако, потом говорю про себя: "Ах так! Вот вы как, мусью Мэтр дю-танц?" И в тот же миг тоже усаживаюсь подле хозяйки по левую ручку - знай, мусью, наших! Ну, вы бы посмотрели, как изысканно и элегантно я ей подмигнул при этом обоими глазами прямо в лицо!

Но французишка даже и не заподозрил меня ни в чем. Знай себе любезничает с хозяйкой, старается изо всей своей мочи, "Вули-ву, - говорит, - пули-ву. И тяп-ляп".

"Ничего не выйдет, мусью лягушатник", - думаю я про себя. И тоже стал разговаривать что было мочи. И так я ее заговорил моей изысканной, элегантной беседой про милые болота Коннаута, что она только меня одного и слушала. Под конец подарила она меня такой прелестной улыбкой от уха до уха, что я сразу осмелел и пожал ей кончик мизинца самым что ни на есть галантным манером, а сам знай гляжу на нее во все глаза.

И подумайте только, что за хитрая плутовка, лишь только она увидела, что я ей лапку пожимаю, она ее цап - и за спину. Мол, что вы, сэр Патрик О'Грандисон, вот теперь вам будет удобнее, а то право же, хороший тон не допускает, чтобы вы мне ручку пожимали прямо на глазах у этого иностранца-французика мусью Мэтр дю-танца.

Я ей в ответ подмигнул, словно говоря: "Ладно, что до хитростей, то можете на сэра Патрика положиться". И эдак не спеша приступаю к Делу. Вы бы умерли, если б видели, как я помаленьку, осторожненько просунул руку между спинкой дивана и спиной хозяйки. А там - ее лапка дожидается, словно говорит "Свет доброго утра вам, сэр Патрик О'Грандисон, баронет". Ну, я ее пожал слегка, так только, для начала, самую малость, боясь, не дай бог, показаться грубым. И - ах ты боже мой! - она мне отвечает самым легким и нечувствительным пожатием, какое мне в жизни доставалось. "Кровь и гром, сэр Патрик, - думаю я про себя, - ты один и никто другой - самый красивый и самый счастливый ирландец изо всех сыновей славного Коннаута". И тут уж я жму ей лапку от всей души, и она, моя красавица, тоже жмет мне руку в ответ вполне чувствительно. Но вы бы лопнули от смеха, видя глупое зазнайство французика, - он так перед ней рассыпался, и ухмылялся, и лопотал, и бормотал, что в жизни я не слыхивал ничего подобного.