Авантюрист   ::   Шведов Сергей

Тот самый, с которым я поменялся местами. Вполне вроде бы добродушный на вид дядька. Он мне улыбнулся, проходя мимо в туалет. И даже, кажется, подмигнул. Я ответил ему тем же. И случилось это как раз в тот момент, когда Наташа рассматривала моего тигра. К слову, сидел фиксатый недалеко от нас, так что вполне мог видеть, как я передавал соседке золотую солонку. Мне припомнился и очень похожий дядька, сидевший за дальним столиком уличного московского кафе. Но здесь я не был уверен. В конце концов, в плешивых, кругленьких и невысоких дядьках у нас недостатка нет. И очень может быть, я просто фантазирую на заданную самому себе тему. Хотя, с другой стороны, в том, что этот человек за мной следил, ничего фантастического не было. Правда, я не заметил, что дядька с золотой фиксой из самолета прихрамывает. Впрочем, я особенно и не присматривался.

— Это он принес вам смокинг, Лабух?

— Да. Сказал, что туда лучше идти в смокинге. Там ведь элита собирается как-никак.

— Куда идти?

— На бал Сатаны.

Витька выругался, Верочка засмеялась, и только мы с Лабухом хранили на лицах полную серьезность.

— Мы с ним обсуждали мои иллюстрации к роману Булгакова «Мастер и Маргарита».

— Это те, что на стенах?

— У меня не было ни холста, ни бумаги, ни картона. Но мне удалось. Удалось, Чуев. Вот и Мефистофель не даст соврать.

— Очень сильное впечатление, — искренне подтвердил я.

Лабух, надо признать, был далеко не бездарным художником. Не скажу, что я крупный знаток и ценитель живописи, но, скорее всего, именно его скорбный настенный труд и вдохновил меня на трюк с картами. Другое дело, что дошло это до меня только сейчас. Вообще-то я по природе чужд мистике. А к Булгакову и вовсе отношусь настороженно. По-моему, Михаил Афанасьевич своим бессмертным романом «Мастер и Маргарита» окончательно сдвинул по фазе многих наших гуманитариев, которые и без того не могли похвастаться трезвостью ума.

— Мелкий бес приходил с Наташей?

— Нет. Я его давно знаю. Он часто ко мне приходит. Водки выпить. Об искусстве и жизни поговорить.

— То ли он по новой мне пригрезился, то ли это я ему кажусь, — процитировал Витька слова из песни известного всей стране барда.

— А как зовут мелкого беса, вы случайно не в курсе, Лабух?

— Как это не в курсе? — обиделся гордый художник. — Бегемотом его зовут.

— Он Бегемот, а вы, Лабух, значит, Азазелло, для этого и волосы покрасили в рыжий цвет?

— Ты ни черта не понимаешь в искусстве, граф, — гордо вскинул голову Лабух. — Я должен был войти в материал. Мне нужно было раствориться в нем, и Бегемот мне помогал. Он ведь знаток Булгакова.

— Видимо, в дополнение к искусствоведу мы теперь будем иметь еще и литературоведа.

— Погоди, Феликс, — остановил меня знаком руки Чуев. — Я, кажется, знаю этого человека. Речь идет о Лузгине. Я тогда только начинал, а он действительно играл Бегемота. Потом ударился в астрологию. Чумака из себя по деревням и районным центрам строил. В общем, он и фокусник, и жнец, и на дуде игрец. Пальца ему в рот не клади. Но он, по-моему, не хромает.

— Хромал, — стоял на своем Лабух. — Он на лестнице ногу подвернул. Для достоверности. Актеру тоже надо войти в образ.

— Это Лузгин дал вам пистолет, Лабух?

— Ты ничего не понимаешь, граф, — отмахнулся художник. — На меня накатило. Я пять дней почти не спал. Только пил и писал. И я это сделал. Сделал! У меня водка кончилась, и тут пришел Бегемот. И, естественно, не пустой. Мы добавили. И тут я понял, что все. Достиг вершины. Лучше этого мне уже никогда и ничего не сделать. И Бегемот сказал, что после этого лучше застрелиться. Потом он привез смокинг и еще водки. Мы ее выпили. Потом Бегемот ушел. А я остался в смокинге и с пистолетом в руке.