Мистериум   ::   Маккормак Эрик

Мы с Анной сидели в кафе.

— Может, нечто пытается выйти из тебя, а ты его не пускаешь, — сказала она. — Или же ты пытаешься что-то из себя выгнать, а оно не уходит.

Ее толкования моих снов (если я их ей пересказывал) всегда были невероятно проницательны. Сама Анна снов никогда не помнит — во всяком случае, так говорит. Но она столь глубоко разбирается в странностях сновидений, что я даже не знаю, верить ли ей.

Сидя в кафе и спокойно попивая кофе, я заговорил о том, что занимало мои мысли:

— Я слышал, вы с Кёрком очень подружились за прошлую неделю.

Анна была невозмутима:

— Да, подружились.

Я не спросил ее, правда ли, что она приглашала Кёрка к себе или что она провела ночь в его номере в «Олене». Митчелл мне об этом уже сообщил.

— Анна, я на тебя надеюсь. Мы все надеемся.

— Я знаю.

И больше мы об этом не разговаривали.

Прошла неделя после надругательства над Монументом, а в Каррике больше не произошло ничего необыкновенного. Я был занят в Аптеке, но мельком рано по утрам часто видел, как Кёрк из Колонии с удочкой и коробкой проходит мимо Монумента и сосновой рощицы наверх, к холмам. Дни были в основном холодные, или пасмурные, или с дождем, или с туманом, или все вместе. Любопытно, каково Кёрку в такую погоду.

Утро восьмого дня — воскресенья — разметало безмятежность, пустившую корни в Каррике.

В ту ночь я вновь спал беспокойно, и еще до рассвета меня разбудил какой-то стук. Оказалось, это воздушная пробка в трубе с холодной водой, упрятанной в стену за моей кроватью. Я немного поворочался, снова ища дорогу в сон, которого толком не мог вспомнить. Но от усилий втиснуться в это бесконечно сужающееся отверстие я лишь становился бодрее.

Я встал и сварил кофе, дабы выгнать холод из тела. Только я начал пить, как опять застучало — на сей раз с первого этажа. Кто-то барабанил в окно. Я глубоко вздохнул и спустился в полутьму Аптеки. На улице я различил фигуры в дождевиках и с фонарями; среди них был городовой Хогг.

Я открыл дверь. Шел дождь, и утро еще не посветлело. Улица лоснилась от тумана.

— Роберт. Я рад, что ты не спишь, — сказал городовой. — Можешь пойти с нами? Что-то случилось на кладбище.

Я осмотрел их всех — двенадцать мужчин в плащах и зюйдвестках, безликие, как монахи, но узнаваемые по фигурам: я увидел Готорна, Кеннеди, Камерона и Томсона.

— Через минуту я буду готов.

Пока мы шли к кладбищу — милю на запад от Каррика по горной дороге, — городовой Хогг рассказал мне, что случилось.

— Камерон ехал из Ланнока в тумане с утренним хлебом. Посреди дороги валялся камень, Камерон в него едва не врезался. Вылез, чтобы его сдвинуть, — но это был не камень.

Больше никто не разговаривал; только скрипели сапоги по дороге. Скрип стал громче, когда миновали то место, где дорога пересекает остатки древней стены, про которую Кёрк спрашивал меня в тот вечер в «Олене». Это просто-напросто земляной вал, покрытый булыжником, — точно огромная десна с поломанными зубами. Люди построили его тысячу с лишним лет назад, и он опоясывает нашу землю миля за милей. Говорят, в стену эту замуровывали тела живых девственниц, дабы она простояла века. Теперь никто уже не помнит, от чего должен был защищать этот вал — от того, что внутри или же снаружи.

За стеной мы прошли болота, наполненные многовековым зловонием. В детстве мы воображали, будто это смердит грязная вода, что просачивается в болото с кладбища. Нам нравилось, как эта жижа липла к ногам, отчего мы переступали дерганпо, словно марионетки. Мы представляли себе, как некий болотный демон пытается затянуть нас в трясину.

После болота лучи наших фонарей осветили дорогу у кладбища. Мы увидели обломки, на которые наткнулся Камерон.