Серая Орда   ::   Фомичев Сергей

Рады видеть посланцев мудрого князя. Кто там у нас сейчас? Семён? Рады видеть Семёновых витязей. Всячески угодить готовы».

Чуть пригнув голову, наместник миновал ворота и спешился, передав повод одному из своих дружинников. Он поздоровался со старостой и сразу же подошел к выложенным во дворе припасам. Шагая вдоль ряда, внимательно осмотрел собранное, но надолго нигде не задержался. Из нарочно открытой кадки с квашенной цельными кочанчиками капусты, пальцами выловил один, дал стечь соку и с удовольствием захрустел. Осмотрев овощи, утварь, зерно и прочую мелочь, подошел к загону со скотом.

— Самых дохлых отобрал? — наместник строго посмотрел на Кузьму.

— Какие уж есть, — развел тот руками. — На то и зовётся скотина худобой, что худа по природе.

Боярин не стал спорить. Почесал голову и неожиданно грубо сказал:

— Хочешь, пройдусь со своими молодцами по вашим схронам? Всё заберу, что припрятали. И девок, знаю, укрыли. Моим парням как раз позабавиться.

«Прознал окаянный, — подумал Кузьма. — Вообще-то, легко пройтись по схронам, это вам, бесовым детям, не выгорит. Схрон он и есть схрон. Если и найдёте место, то вас ещё раньше углядят и дальше в лес утекут. Ищи там». Но ссориться с витязем не хотелось, и староста понял, что нужно откупаться.

Сходив в избу, протянул наместнику пять старых изрядно потёртых арабских дирхемов.

— Не губи, боярин. Вот, припас, отложенный на чёрный день, отдаю.

— Я и есть твой чёрный день, — рассмеялся княжий муж, принимая монеты.

Ещё раз осмотрев собранное, наместник распорядился:

— Зерно, скот, рыбу и что там ещё у тебя, сдашь в обоз — он по бездорожью отстал немного, но думаю, скоро будет. Я заберу серебро и шкуры.

Староста возражать не посмел, поплёлся за тем и другим.

Шкур собственно оказалось немного, а дорогих мехов и подавно не случилось — село давно уже не промышляло зверя, которого в многолюдных местах становилось всё меньше. Зато серебра собрали, сколько нужно — оно в московском княжестве водилось. Серебро селяне сдавали частью в гривнах, но больше серебряной утварью — блюдами, кубками, ложками, ножами. Попадались и редкие на Руси монеты. Не целые, конечно, рубленные на половинки, а то и четверти.

Проследив, как дружинники после взвешивания закладывали серебро в седельные сумки — гривны к гривнам, утварь к утвари, боярин вновь подошел к старосте.

— Дождёшься обоза, — строго наказал он. — Передашь моему брату, он там за старшего остался, чтоб нагонял меня как можно быстрее. До вечера не успеют, пусть останавливаются на ночь в Подгорном. И ещё передай особо — не нагонит, пусть на себя пеняет. Понял ли?

— Как же всё понял, боярин. Всё передам. Не изволите ли баньку с дороги, покушать чего?

Париться боярин не изволил. И вообще задерживаться надолго не собирался, но на «перекусить» его дружина согласилась. Кузьма даже обрадовался, повёл всех в свою избу, которая на такой случай «в упадок» не приводилась.

Там, перекрестившись на образок в углу, дружинники уселись за длинный стол. Ели быстро и молча, запивая дичь и пироги только квасом. К пиву и мёду хмельному не притрагивались, словно в военном походе были, а не с бором в своё село пришли. Как только затевался какой разговор, старший суровым взглядом говорильню прекращал. Староста немного удивился, но, разумеется, промолчал — не его ума дело.

Без хорошей беседы стол опустел в один миг. Скоро, стряхнув в рот последние крошки и вновь перекрестившись, дружинники вышли из дома. Молча взметнулись в сёдла, молча покинули двор. Только наместник повторил напоследок

— Не нагонят, пусть на себя пеняют.

После чего двинулся вслед за отрядом.