Сезон охоты на ведьм   ::   Иванов Сергей

Вадиму сделалось настолько мерзко, будто он провалился в сортирную яму. Бог мой, с тоскливым недоумением подумал он, ну что за дерьмо - вонючее, первостатейнейшее!.. Зачем же они сами в него лезут? Нравится ходить извоженными с головы до пят?

- И что? - спросил он. - Ты-то чего собираешься делать? ,

- Что я могу? - безнадежно сказала Алиса. - Ни квартиры, ни пайка приличного. Я ж только диктор, а за популярность нам не приплачивают. Придется терпеть.

- Может, поговорить с ним? - предложил Вадим, с отвращением представляя, как станет метелить Марка по сытым скулам, срывая с них кожу, кроша зубы. Вдруг подействует?

- И думать не смей, - испугалась Алиса. - За ним теперь столько стоит: вся Крепость! Он же "золототысячник", забыл? Только хуже будет - обоим. Тебя прищучат, а на мне Марк потом отыграется.

- Дерьмо! - выругался Вадим, жалея, что не хватает решимости на большее. И все они там. "Золототысячники", мать их!.. Ладно, ты прихватила свои мази? Давай подлечу.

Выпростав женщину из халата, Вадим разложил ее на диване и стал прощупывать синяки, чувствуя, как с пальцев стекает целительное тепло, расплываясь по нежной плоти, растворяя болезненные уплотнения. При серьезных ранениях это вряд ли бы помогло, но для мелочевки хватало.

- Помнишь, каким он был после Отделения, когда все пошло наперекос? бормотала Алиса примятыми губами. - В подушку рыдал, у каждого прощение вымаливал, в окно бросался. Еле оттащили тогда - окровавленного, скулящего. ("Весь израненный, он жалобно стонал", - пробормотал Вадим.) А как в мужья напросился, помнишь? Измором же взял: дождался, пока влетела в трудную полосу и растерялась по малолетству, - тут Максик и случился рядом, приголубил.

- Обычная тактика этих паучин, - поддакнул Вадим. - Главное - не стесняться просить. И давить, давить на жалость, пока не уступят. Вот и достаются им лучшие девы. Зато потом на тех отыгрываются так, что остаются одни оболочки. Встречал я таких.

Он продолжал что-то говорить, рассказывать, вспоминать - безмятежно ровным, даже заунывным голосом. При этом не прекращал обрабатывать ее болячки, постепенно, по мере их устранения, переключаясь на обычный массаж, уже потребный Алисе как наркотик. Совершенно обмякнув, она распласталась ничком, даже глаза прикрыла, словно утешилась наконец. А на лице проступало блаженство, почти равное страданию.

- Ей-богу, чтоб испытать такое, не страшно пройти через побои, разомлевшим голосом пролепетала женщина, когда самозваный лекарь завершил процедуру - Ты кладезь, Вадик! Это куда круче прежнего. Теперь бы еще... Черт возьми, братик, за столько лет можешь хоть раз сходить мне навстречу! распаляясь, воскликнула она. - Неужто никогда тебя не попробую?

- Вот мы и снова в форме! - сказал Вадим, шлепнув по ее роскошному заду, чтобы пригасить страсти. - Если б от побоев оставались только синяки... Так чего ты еще не пробовала, извращенка? Что-то там с "братиком", да? Оч-чень интересно.

Смеясь и всхлипывая, Алиса вскинулась с дивана и побежала в ванную, даже не убоявшись холодного душа. Освеженная и остуженная до гусиной кожи, вернулась в комнату, нырнула в приготовленную Вадимом постель и сразу принялась за чай, уже разлитый по чашкам, ревниво выспрашивая, откуда взялось домашнее печенье да из чего сделано варенье, и заверяя, что сама бы управилась не хуже.

Потом стала жаловаться на изменившиеся Студийные порядки, на прогрессирующий дебилизм передач, которые она, к счастью, не смотрит и не смогла бы смотреть - настолько они смахивают на бредни "развитого социализма", уже тогда отдававшие маразмом. Но сейчас, когда подобный идиотизм должен бросаться в глаза, на Студии в упор этого не замечают, будто забыли все напрочь, - а может, только делают вид.