Шепот судьбы   ::   Локхард Джордж

Теперь рядом с нами жил юный орел, мудрый и благородный, как полагается его племени. Он помнил почти все, что знали его родители, и даже кое-что из памяти их предков.

С тех пор, как Соран научился передавать мысленные картины, наша жизнь в пустыне полностью изменилась. Теперь большую часть времени мы вместе с могучими орлами парили в небесах, глядели на мир с высоты птичьего полета. По сравнению с памятью Сорана, наша реальная жизнь была тукслой и жалкой. Немудрено, что воспоминания орленка поглотили меня и Алька даже сильнее, чем его самого.

Я узнал вещи, о которых едва ли ведали смертные и бессмертные жители Арды. Вместе с матерью Сорана, благородной Калимой – что значит «Яркая» – мы парили в лучах вечного Солнца, проносились над неведомыми долинами и застывшими водопадами льда. Я видел гробницу Эола! Крылом к крылу с другими орлами мы ныряли во тьму подгорных пещер и охотились на летучих мышей размером с олифанта, мы купались в источниках белой воды, что истекает из-под самых корней земли и несет крупинки истинного серебра... Я стал наполовину орлом, этим наградил меня Соран.

Но и мы, бескрылые, одарили орленка новыми знаниями. Соран часто просил меня – а еще чаще, Алька – вспомнить тот или иной эпизод жизни, и внимал нашей памяти, размышляя о неведомых материях. Время летело на крыльях орлов, четыре года промчались как четыре дня. За эти годы мы прожили интересную, яркую жизнь и узнали о мире больше, чем когда-либо хотели.

Альк изменился больше всех. Из нас троих, перьерукий обладал наименьшим сроком жизни, потому и взрослел быстрее. К восемнадцати годам Альк стал искусным молодым зодчим, творившим подлинные чудеса с помощью молота и рубила. Его совсем не угнетала скучная жизнь в пустыне, напротив – казалось, юноша наслаждается миром и покоем. Хотя, если вспомнить, каким было его детство...

И все же мы понимали, что долго так продолжаться не может. Альку и Сорану предстояло найти подруг жизни, мне до этого рубежа еще оставалось много лет, однако даже меня начинало тревожить столь длительное затишье. Хуже всех изгнание переносил орел.

Соран легко научился летать. Хотя мы не могли, подобно родителям, учить его на своем примере, память о полетах была слишком яркой, и юный орел всего за месяц завоевал небо. В шесть лет Соран уже достиг размеров взрослой птицы – в полтора раза крупнее любого коня. И хотя для орлов, живших веками, шестилетний возраст значил не более нескольких мгновений, мудрость и жизненный опыт родителей сделали орленка по-настоящему взрослым. Когда на рассвете он взмывал в пламенеющее небо и садился на острый обломок башни, где некогда жил Саурон, его гордый силуэт слал немую угрозу всем, кто обрек нас на изгнание.

Каждое утро я просыпался рядом с могучим, мудрым существом и гадал, почему Соран до сих пор нас не покинул. Ведь от настоящих родителей птенцы улетали уже в пятилетнем возрасте, а Сорану скоро должно было исполниться семь. Однажды я спросил его об этом.

Орленок посмотрел на меня очень странно.

«Мы братья,» – он ответил спокойной мыслью. – «Больше, чем братья. У нас одна судьба и один путь. Я еще слишком молод, чтобы отправиться в этот путь, но время идет, брат. Скоро.»

«Куда ведет твой путь?» – спросил я после паузы. Соран накрыл меня крылом и нежно привлек к себе.

«Наш путь, брат,» – отозвался он тихо. – «И мне не ведомо, куда он ведет. Знаю лишь, что мы выжили вопреки стараниям всего мира, а так не бывает.»

Я улыбнулся.

«Судьба?»

«Судьба тут ни причем,» – коротко ответил орел. – «Просто я знаю, из-за чего мои родители были прокляты.»

Он поднял голову и посмотрел на запад, прищурив глаза, крепко сжав могучий клюв.

«Там тоже знают», – в мыслях Сорана отразился скрытый гнев.

Будто отвечая орлу, далеко впереди, над руинами Кирит Унгола, сверкнула одинокая молния.