Шутиха (фрагмент)   ::   Олди Генри Лайон

- Отаман, - буркнул он. - Я. А ты, значитца, в этой бусурменской первопечатне... Увидел дед. Сдвинул кудлатые брови. Осекся. И не заметила Галина Борисовна, как распалась связь времен. Лишь огляделась с грозным весельем во взоре. А мы, Лица Третьи, от которых ведется, чуток пособили. Самую малость. Полыхнуло солнце в стеклопакетах венецейских, раскатилось льдинками хрусталя. Вздрогнули на столах химеры-всезнайки, хитрющие твари с тех островов, где желтые, как гречишный мед, нехристи едят вареники с устрицами и пузо натощак шаблей порют; Ивановой звонницей откликнулась свора телефончиков: трень-брень, всяк-звяк! Оправили мышастые сюртучки замы-завы, менеджеры-маркетологи, хитрая немчура, на всякие вытребеньки гораздая. А перед Шаповал, уперев руки в бока, стоял кошевой отаман Бовдюг Закрутыгуба, козак битый, тертый и в семи щелоках навыворот кипяченый. - Баба, - со странной интонацией сообщил кошевой, дожевывая левый ус. В карем глазу его, как в испорченном телевизоре, начала было оформляться ясная мысль, но, потеряв сигнал, угасла на корню. - От же ш чортовы бабы нынче родятся! Скосившись на Галину, отаман вдруг подмигнул ей, словно вознамерясь увлечь в лихую пляску, да передумал. Оборвал морганье на середине, вызвав оторопь у окружающих, и внятно продолжил басом: - Кругом бабы козакуют! У Туреччину за хабаром кто челноками бегает? бабы. На ярмарках кто три шкуры с нашего брата-сечевика дерет? Жиды? Куда там! Жидова у Святой Земле с сарацинами славно бьется! лыцари! есть порох в пороховницах! А по ярмаркам да шинкам - опять бабы, и арапские китайчата на побегушках. Менты, парламенты, апартаменты!.. документы! тугаменты! куренного понесло, но дед справился. Кремень, не дед. - Цыгарки с ментолом! Всюду они, бабы! От же ш жизнь пошла! Не жизнь, чистое золото! Моя-то старая сносилась, скрипит, так я себе новую присмотрю: складную, поворотливую! Бизнес-бабу! Буду, как у Христа за пазухой! - Ты, отаман, брось языком плескать, - шевельнула соболиной бровью хозяйка, наступая на кошевого, разговорившегося сверх всякой меры. - Ишь, бабу ему! Ты прямо говори: зачем пришел? Кошевой приосанился. Сбил на затылок смушковую шапку с длинным, как Днепр при тихой погоде, шлыком: - Грамоты нужны. Ох, добрые грамоты! Сечевой пачпорт козакам требуется. Чтоб ясно было: я, Мосий Шило или там куренной Кукубенко... Нынче козак без пачпорта - тьфу! Пустое место. Шаблю пропей, люльку отдай вражьим ляхам, свитку в шинке заложи, а грамоту сохрани! - Первый офсет кладем? Полукартон? - Шоб ребром сало резало! - Полноцветка? - Ага! Ой, луг, цветет луг, червонеют маки... - Ламинация? - Отож! - Тираж? - Га? - Сколько штук делаем? - Сорок две... - Ты куда, сучий дед, явился? На паперть? - Сорок две тыщи, говорю! С гаком! - Ох, кошевой! Ох, пекельная душа! Предоплата? - Мы заплатим! Мы уж вам за это заплатим так, как еще никогда и не видели: мы дадим вам горсть червонцев! - Эге! горсть червонцев! Горсть червонцев мне нипочем: я цирюльнику даю горсть червонцев за то, чтобы мне только половину вечерней прически уложил. Черным налом плати, кошевой! - И на что бы так сразу? Цур вам! Ну да куда денешься... Даю! Могу зеленым золотом, могу всякой всячиной, по козацкому бартеру: кожухи дубленые из султанского Стамбула, возы-бенцы, галушки-скороварки, черевички Саламандры - добрые черевички, царице впору... Сверкнула очами Галина. Очки суконкой протерла и еще раз сверкнула. В изразцах пестрых, что по стенам устроены, искры-дьяволята гопака ударили. Затряслись крючкотворы, шелупонь бритая, под взглядом хозяйки: - Кофия отаману! С сахаром! Чтоб плясал в чашке! - От, сынку, - строго кивнул куренной мрачному ребенку, за все время не проронившему ни слова. - Никогда б не сказал тебе: будь бабой! а сейчас скажу.