Сон Лилит   ::   Стрибер Уитли

Она закричала пронзительно высоким, чужим голосом:

– Я голодна!

Упав на кровать, Лилит прижала к лицу простыню, вдыхая слабый запах нескольких капелек крови, пролитой во время последней трапезы. Она долго жила без боли и потому не сразу поняла, что с ней происходит. Неужели этот твердеющий внутри огонь и есть боль? Распространяясь из сухого, как пепел, желудка, боль охватывала ноги и позвоночник. Ручейки пота начали струиться по телу, а неприятное ощущение, словно у нее внутри мечется крыса, вызвало рвотные спазмы.

Голод был опасен. Подступая незаметно, дюйм за дюймом, он неожиданно взрывался и охватывал все тело. За ним следовало самое худшее, что могло случиться с рассеянными по всему свету такими же, как Лилит, существами: она станет слишком слаба, чтобы есть, но будет не в состоянии умереть. Ее тело погрузится в беспомощную неподвижность, мускулы истончатся, глаза сморщатся и будут громыхать в глазницах, как камешки в кармане у ребенка.

Стал различим шепот ее сердца, который поднялся до неприятного рокочущего гула.

– Где ты? – И голосу вторило равнодушное эхо. – Эй?

Единственным ответом был шум ветра, который проникал сюда по запутанным тоннелям, вентилировавшим пещеру.

Лилит села на постели; ею овладевало беспокойство, потому что она чувствовала себя заметно слабее, чем в тот момент, когда только что Проснулась. Несколько более ощутимым стало давление подошв сандалий на ступни – сигнал о том, что она имеет дело с самым редким из известных ей явлений – с ограниченным временем.

В каком-то смысле Лилит всегда считала, что время этой ее жизни ограничено. В снах тысячелетия проходили как одно мгновение; отчего бы не предположить, что ее существование здесь ограничивается минутами. Эта тайна поддерживала надежду на то, что она была сюда кем-то послана, причем уже находилась здесь в те времена, когда повсюду раздавался трубный рев мамонтов.

У Лилит зачесался подбородок, и она коснулась его: оказывается, изо рта потекла слюна. Поспешно отдернув руку, она схватила простыню и вытерлась. Скоро у нее не останется сил даже для самых простых движений.

Властительница поднялась с постели и в поисках плаща открыла сундук. С момента последнего путешествия прошло много времени, но ей не хотелось сейчас отправляться в путь. С тех пор как людское поголовье заметно возросло, она обнаружила, что с трудом переносит эту мерзкую, шумную, голосящую толпу. Разумеется, кто-нибудь из них мог сладко пахнуть и быть восхитительным на вкус, но барахтаться в огромных гнездах городов, которые они повсюду понастроили... Люди живут среди нечистот, употребляют грубую пищу; чтобы отметить дорогу, ночами зажигают дымные костры, перерезают друг другу глотки, вздергивают на виселицы, хлещут кнутом или привязывают к столбу и поджигают, и удушливый запах горелого мяса наполняет полуденный воздух. Их тела гниют в огромных кучах, вокруг которых бегают крысы и кошки.

Она не хотела оказаться в Александрии или Риме – сидеть в паланкине, который несут потные рабы, или скрываться в трюме подпрыгивающего на волнах корабля. Но ей надо есть, а в пустыне, где слишком мало жителей, найти добычу очень трудно. Властительница застонала, и этот звук, вырвавшись так неожиданно, поднялся из самых сокровенных глубин, оттуда, где тело уже почувствовало, что начинает умирать. Почему ее оставили те, кто так долго заботился о ней? Где Ре-Атун, [1]  который тысячи лет приносил ей пищу?

Лилит вынула из кедрового сундука украшенное искусной вышивкой шелковое платье, и оно медленно опустилось на пол. Вот накидка, сшитая из медвежьего меха, – слишком старая и утратившая прежнюю мягкость, как в те времена, когда еще пахла жиром животного. К тому же она слишком длинная и волочится по земле.