Спираль   ::   Судзуки Кодзи

Но иногда какая-нибудь незначительная деталь неожиданно ввергала его в бездну невыносимых страданий. Последний раз похожий приступ отчаяния произошел с ним пару недель назад.

Хотя промежутки между всхлипами становились все длиннее, неожиданно захлестнувшее его горе не отпускало. Ему было так же больно, как и раньше. Сколько лет будет жить в нем эта боль? Подумав об этом, Андо окончательно пал духом.

Из заложенного между книгами конверта он достал прядь слегка спутавшихся волос. Единственное, что осталось от сына. Маленькая частичка. Когда Андо протянул руку, чтобы вытащить ребенка, подтянуть его к себе, рука лишь едва скользнула по голове мальчика. В пальцах у него осталась только эта прядка. Просто чудо, что волосы эти никуда не делись, пока он метался в отчаянии по морю. Волоски застряли под обручальным кольцом на безымянном пальце... Тело сына так и не нашли. Кремации не было. Поэтому для Андо эта прядь была вместо праха.

Он прижал волоски к щеке и сразу же вспомнил то ощущение, которое всегда испытывал, прикасаясь к мягкой коже сына. Андо закрыл глаза. Образ Таканори с такой ясностью возник перед ним, что казалось, стоит протянуть руку, и мальчика можно будет коснуться...

* * *



Андо уже почистил зубы, но все еще стоял полуголый перед зеркалом. Он подергал себя вправо-влево за подбородок. Проведя языком по зубам, обнаружил в некоторых местах остатки налета. Под подбородком, там, где начинается шея, виднелась не выбритая до конца щетина. Андо поднес бритву к горлу и осторожно сбрил оставшуюся щетину, после чего уставился в зеркало на свое отражение. Он был виден в зеркале по пояс. Андо задрал подбородок и устремил взгляд на вытянутую бледную шею. Повернув бритву в руке, он приставил ее к горлу обратной стороной и медленно провел вниз от шеи через грудь к животу, остановив руку на уровне пупка. Между двумя его сосками вниз до самого живота протянулась тонкая белая линия. Он представил, что бритва — это на самом деле скальпель и что он препарирует самого себя. Андо каждый день вскрывал по несколько трупов, поэтому точно знал, что он найдет в своей грудной клетке: пару розовых легких и небольшое, размером с кулак, зажатое между ними сердце, которое сейчас мерно бьется.

Андо прислушался, и ему даже показалось, что он услышал его размеренное биение внутри себя. Но эта постоянная боль в груди. Где, в каком именно органе поселилась тоска? В сердце? Если бы Андо мог, он бы своими собственными руками вырвал и уничтожил ту часть себя, которая насквозь пропитана горем и раскаянием.

Бритва в любой момент могла соскользнуть по его намокшей от пота коже. Андо положил ее обратно на полочку над раковиной. Потом еще раз посмотрел на себя в зеркало и увидел, что слева на горле выступила капелька крови. Порезался. Вместе со щетиной зацепил кожу. В тот момент, когда лезвие коснулось кожи, он, кажется, ощутил мгновенную острую боль, которая тут же ушла. Но теперь, глядя на выступившую кровь, Андо ничего не чувствовал. В последнее время он вообще сделался менее чувствительным к боли. Это уже не первый случай, когда он понимает, что поранился, только увидев рану. Наверное, это оттого, что теперь ему не очень-то хочется жить.

Андо зажал порез на шее полотенцем и взял с полочки наручные часы. Полдевятого. Пора на работу. На сегодняшний день работа — единственное его спасение. Только погрузившись в нее с головой, он мог ускользнуть от того, что хранила его память. Хорошо, что кроме чтения лекций по судебной медицине на медицинском факультете в университете К***, Андо работал еще и судмедэкспертом в Токийской палате медэкспертизы. Только когда он расчленял мертвые тела, ему удавалось хоть ненадолго забыть о смерти своего любимого сына.