Спящий дракон   ::   Розенберг Джоэл

Он закружился в кресле и тихонько выругался.

Так, конечно, бывало не всегда. Однажды ему самому пришлось ждать, пока проедет фургон Службы помощи студентам (всю дорогу потом он наговаривал заклинания, чтобы превратить шофера в жабу – этакую маленькую, особо уродливую одноглазую жабку), а потом он упустил лифт и поздно выкатился из него на своем электрическом кресле на кафель холла первого этажа – и, разумеется, с опозданием въехал в комнату №109…

… Но никто ничего не сказал. Кроме «Привет, Джеймс», «Рад тебя видеть, Джеймс» и «Вступай в игру, Джеймс».

Терпимость, затаенная жалость были страшны. Но не играть было страшнее. Намного страшнее.

Все калеки фантазируют. Им это свойственно так же, как нормальным людям – вот только фантазии их обычно отличаются от фантазий нормальных людей.

А когда ты с самого детства живешь с мышечной дистрофией, то можешь считать себя в своем роде счастливчиком: ведь тебе о стольком можно мечтать. Например, печатать на компьютере быстрее, чем десять слов в минуту. Или крепко спать в обычной постели. Или есть самому – и так быстро, словно тебе надо куда-то бежать. Или самому принимать ванну, не дожидаясь, когда тебя помоют и вытрут.

И не изображать бодрячка в благодарность за то, что можешь получить все, что захочешь – просто потому, что ты прикованный к креслу калека, и кто угодно сделает что угодно, лишь бы ты поскорее убрался.

Но игра… в том-то и дело. В ней было все. «Я пронесся через комнату, занес топор и зарубил огра», – говоришь ты, и к этому относятся так, словно ты на самом деле пошел и кого-то убил.

Чудо? Нет, конечно. Но своего рода наркотик – безусловно.

Джеймс Майкл поднял правую руку, нажал кнопку на руле и подогнал кресло к длинному столу, что стоял посреди ярко освещенной комнаты, – подогнал так близко, что подбородок его оказался прямо над маслянисто поблескивающей доской красного дерева. Он сунул руку в лежащий на коленях холщовый мешок – там его удерживала накинутая на шею петля, – вытащил целлофановый пакет и водрузил на стол.

И все… чудеса зависят от этого вот мешочка и костей-кубиков, что лежат в нем. Стандартные шестигранные кости для определения поражений в бою. Кость на двенадцать граней, бросок которой определяет интеллект персонажа, его выносливость или силу. А Ахира силен, очень силен, хотя, возможно, и не слишком умен – и не слишком-то ловок в обращении с чем-нибудь, кроме молота и топора.

Есть еще пирамидка-четырехгранник и два восьмигранника, но зачем об этом думать? Это все совершенно не важно; поняв и запомнив правила, на них перестают оглядываться – так человек, научившись ездить на велосипеде, перестает задумываться о технике езды. Джеймс Майкл прикрыл глаза и помечтал о езде на велосипеде – смотрел, как мягко убегает назад земля. Вроде как ездить на машине, но вести самому, и…

– Джеймс!

Его глаза распахнулись, как ставни. Над ним с тревогой склонилась Дория Перлштейн. От коротких золотистых волос гладкое кругловатое лицо казалось еще круглее.

– Джеймс, что с тобой?

– Все в порядке. – Он улыбнулся ей, стараясь удержать в повиновении непослушные мышцы правой стороны лица. Дория… старалась – иначе не скажешь. Карлик в кресле отталкивал и смущал ее, словно его немощью можно было замараться. Но она очень старалась скрыть это.

Он убрал руки на колени – с глаз долой. Им двигал не стыд, просто отраженная доброта, потому что на самом деле ему хотелось схватить ее и хорошенько встряхнуть.

«Я не заразен!»

– Все в порядке. Неделя была трудной. Я просто дремал.