Старая Контра   ::   Марушкин Павел

Он шагнул к парадной и распахнул облупившиеся двери:

– Прошу!

В этот момент на макушки гориллоидам обрушились две здоровенные чугунные гири. Спустившийся с неба, аки ангел, огненно-рыжий орангутанг подхватил Фракомбрасса под мышки, послал ослепительную улыбку остолбеневшему Каракозо и вместе с пиратом вознёсся вверх на гибком гуттаперчевом жгуте тарзанки.

* * *



Беглые каторжники сидели на крыше нагишом и болтали в воздухе ногами. Скудная одежонка сушилась тут же, разложенная на горячем рубероиде.

– А знаешь, я тебе иногда, типа, завидую, – вздохнул один из беглецов; судя по всему, его посетило лирическое настроение.

– Чего мне завидовать? – удивился другой.

– Ну, ты вот, как бы, путешествовал, всякие разные места повидал. Экзотика! А я как родился в Бэби, так и живу в нём безвылазно. Тоска, понимаешь!

– Угу, как же… – поёжился тот. – В двух шагах от меня твоя экзотика плавала… Зубастая такая…

– Ну, правда?! Расскажи!

– Это всё дело прошлое. Лучше давай подумаем, как нам быть дальше.

– А чего тут думать? Одёжка вон высохнет – пойдём, поспрошаем кой-каких знакомых… Наверняка подвернётся дельце.

– Угу, дельце… Опять красть?

– Не красть, а типа – совершенствовать мастерство художественного тыринга! – Первый со значением поднял палец.

– А потом что? Снова на каторгу? Нет уж, спасибо! Мне одного раза вот так хватило. И вообще… Раз уж нам попала в руки волшебная вещь, давай хотя бы попытаемся ею воспользоваться!

– А толку?

– Ну, мало ли… Вдруг нам удастся… Ну, я не знаю… Поднять восстание! – Тут второй беглец замолчал, сам донельзя изумлённый сказанным. Уж что-что, а подстрекательство к бунту было для него внове!

– Прав синенький, неча из-за пустяков шкурой рисковать! – К двум голым личностям присоединилась третья, тоже в чем мать родила, если не считать свёрнутой из газеты шляпы. Изрядно побитый, белёсый как моль тип, щербато улыбаясь, плюхнулся рядом с приятелями.

– Ты, Твадло, просто неистребимый какой-то! – с некоторым даже восхищением покачал головой один из них, любуясь многочисленными синяками и кровоподтёками, украшавшими хилое тельце собеседника.

– А ты как думал! Эх, если буча заварится, тут-то мы и развернёмся! Иначе это не жизнь, а пустяк какой-то получается. Я вам так скажу: ежели с этой волшебной книжкой дело не выгорит, хошь не хошь, а придётся брать ювелирный. Да и бабы, опять же, фартовых любят… Верно, Чобы? – Новоприбывший панибратски пихнул острым локотком соседа.

– Тебя и за мильён никто не полюбит! – искоса глянул на альбиноса названный.

– Хэ! – Тот презрительно задрал нос. – Да у меня знаешь какие были? Тебе такие и не снились!

– Вы мне лучше вот что скажите… – Самый серьёзный из троицы, увидев, что разговор сворачивает куда-то не туда, решил взять на себя инициативу. – Где мы Книгу-то читать будем? Надо, чтобы народу кругом побольше…

– Да где угодно! – легкомысленно отмахнулся Твадло. – Ты, Пыха, по пустякам-то не парься… Это ж Биг Бэби, здесь, куда ни плюнь, люди. Так вот, была у меня одна, значит, актриска…

– Сегодня вечером на площади перед мэрией будут бесплатные танцы, – нарочито громко перебил Чобы. – Народ самый разный собирается. Можно там…

– Великую Книгу – и на танцульках?! – возмутился серьёзный.

– А чего? – пожал плечами Чобы. – В грязном бараке можно, а на площади – нет? Нам главное, чтобы народу побольше, верно?

– Н-ну… Ладно. Когда пойдём?

– А часика через два-три. – Чобы, прищурившись, взглянул на небо. – В газете пишут: начало в сумерках. Пока доберёмся, пока то-сё…

* * *



Адирроза сбросила с себя немногочисленные одёжки и, зажмурившись от наслаждения, вступила в ванну – довольно маленькую для обычного человека, но вполне подходящую для миниатюрной сипапоккулы.