Судьба попугая   ::   Курков Андрей

Спирт катился вниз, в самое нутро народного контролера, согревая все на своем пути. Приятно жгло горло.

Солдат-танкист оглянулся, посмотрел просительно на народного контролера, и контролер все понял. Он снова взял эту бутылку спирта — там уже оставалось чутьчуть — и протянул танкисту. Танкист приложился и опустил пустую бутылку на железный пол машины.

Добрынин почувствовал, как тепло разливается по его ногам, заполняет вены и снова поднимается вверх. Сладкая тяжесть придавила его к неудобному сиденью. Он прикрыл глаза, и гул боевой машины стал вдруг тише.

Перед закрытыми глазами проклюнулось как бы кинематографическое изображение, легкая музыка перемешалась со звуком ветра. Слабенькая метелица понесла снежок по улицам деревни Крошкино. И увидел в этом сне Добрынин себя самого, идущего домой.

Вот идет он по улице и вдруг слышит: «Убило! — кричит кто-то. — Председателя убило!» Повернул тогда Добрынин к председательскому дому, приблизился, а там уже толпа вокруг чего-то собралась, а на месте дома одни обломки. Вдруг со стороны обломков красноармеец идет и говорит громко так, чтобы все слышали: «Вот оно! Вот!» И поднимает обеими руками черный камень величиной с хорошую человеческую голову.

А в это время кто-то со спины Добрынину шепчет:

«С Рождеством, Пал Саныч, с Рождеством вас!» Оборачивается Добрынин, а там совсем неизвестный ему товарищ в черной кожанке.

— Я атеист! — шепотом отвечает ему Добрынин.

— А это мы вас, товарищ Добрынин, проверяем! — говорит этот человек.

И тут же видит Добрынин, что нечто непонятное происходит с его проверяющим. Начинает он весь дрожать и прозрачнеть, пока совсем не растворяется в этой слабенькой метелице.

А Добрынин смотрит по сторонам и его взглядом ищет.

И видит, что тот же товарищ в кожанке склонился над убитым председателем, лежащим на снегу.

И показалось Добрынину, что разговаривают они. Председатель как бы последние распоряжения отдает. А товарищ в кожанке слушает и кивает.

И тут скучно стало Добрынину. Вспомнил, что в кармане тулупа у него леденцы для своих деток, а в кармане штанов — гребешок для жены. А тут толпа неизвестно из-за чего. Председателя, кричали, убило, а он с кем-то разговаривает. Плюнул мысленно Добрынин и пошел к своей избе.

Пришел, поцеловал жену Маняшу и деток, раздал им подарки.

— А чего сегодня-то? — удивилась жена. — До Нового года еще неделя почитай!

— А и впрямь — чего сегодня?! — подумал вслух Добрынин.

Подумал-подумал, да и отобрал подарки назад.

— Через пять дней получите! — строго ответил он плачущим малышам, успевшим только в ручках леденцы подержать.

Вышел после этого во двор, постоять возле любимого пса Митьки, а уже вечер, и метель по-настоящему метет, с завываниями. Подошел к собачьей конуре, постучал по ее деревянной крыше, а оттуда Митька голос подает — вме-1 сте с метелью воет. Так стало хорошо на душе у Добрынина, так тепло, спокойно и радостно, что слезы на глазах появились, то ли от ветра со снегом, то ли от чувств. И захотелось самому повыть, чтобы чувствовал пес Митька хозяйскую поддержку. И хоть понимал Добрынин, что у собак дела собачьи, а у людей — человечьи, но не было ему стыдно, тем более что метель такая, покрывало снежное на ветру развевается, а не метель! Взял он и завыл от души. А Митька черную морду из будки высунул, посмотрел на хозяина хорошим добрым взглядом и снова — у-у-у-у-у-у-уууууууу, а Добрынин тоже — у-у-уууу. Так они и выли в этой снежной круговерти…

— Эй, товарищ Добрынин! Товарищ Добрынин! — затормошил кто-то спящего народного контролера за плечо.

Открыл глаза контролер, а на него солдат с испугом смотрит.

— Вам плохо? — спрашивает.

— Нет, хорошо… — отвечает Добрынин.

— Вы кричали во сне… — лепечет солдат.