Тайны господина Синтеза   ::   Буссенар Луи Анри

Мое особое внимание привлек некий господин, чье поведение было весьма странным, внешность примечательной, национальность невыясненной, зато профессия не вызывала сомнений. Человек этот — химик. Но такой, каких нынче уже не увидишь. Казалось, он вышел из старинной лаборатории, заставленной перегонными кубами [18] , ретортами [19] , причудливыми аппаратами, чучелами крокодилов, словом, всем тем, чем практиковали средневековые алхимики [20] , занимаясь своим колдовством. Все в нем было необычайно, даже его имя, которое меня сразу же поразило. Он назывался, вернее его называли, Алексисом Фармаком.

— Но это же не имя, это каламбур! [21]

— Именно так я и понял, обратившись к толковому словарю Пьера Ларусса [22] .

— Быть может, это кличка!

— Более чем вероятно. Но как бы там ни было, мой Алексис Фармак был владельцем уединенного дома на окраине предместья, где он оборудовал великолепную лабораторию, в которой дни и ночи напролет изготовлял всевозможные взрывчатые вещества.

— Черт побери!

— Соль гремучей кислоты [23] , пироклетчатка [24] , нитробензол [25] , беллинит, серанин, петролит, себастин, панкластит, матазьет, тонит, глоноин, динамит, глиоксилин, нитроглицерин [26] и множество других, чьих названий я не знаю. Он постоянно экспериментирует, прекрасно уживаясь с молниями, запертыми в колбы, а между делом преподает химию русским эмигрантам (в основном те ее разделы, где речь идет о взрывчатых веществах).

Я стал одним из его учеников, пусть не самым образцовым, но зато едва ли не самым старательным.

Жизнь нашего профессора не изобиловала событиями: опыты, уроки, опыты… И вдруг одним прекрасным утром письмо из Парижа оторвало Алексиса Фармака от лаборатории, от формул, от экспериментов.

— Зовут в Париж, — заявил он без обиняков. — Один ученый, кстати сказать, большая знаменитость, приглашает к себе. Я буду получать, хоть это меня мало заботит, превосходное жалованье и, главное, заниматься высокой наукой в качестве ассистента господина Синтеза…

— Что?! — воскликнул ошеломленный префект. — Вы сказали «Синтеза»?!

— Да, господин префект. Мало нам Алексиса Фармака, так вот вам еще одно имечко! Тоже, наверное, псевдоним. У этих ученых все не как у людей.

Итак, не теряя ни минуты, профессор с нами распрощался, лабораторию сдал внаем за смехотворную сумму одному из своих русских приятелей и, набив чемодан рукописями, первым же поездом выехал в Париж.

Я нюхом почуял: здесь какая-то авантюра. Сделав все возможное, чтоб не быть узнанным, сажусь в тот же поезд и еду следом.

— Превосходно! Молодчина!

— По прибытии направляюсь за его экипажем на улицу Гальвани — это новая улица, проложенная между улицей Аожье и бульваром Гувьен-Сен-Сир. Фиакр [27] останавливается перед массивной оградой, с маленькой калиткой и большими железными воротами. На первый же звонок ворота широко распахнулись, а затем, вслед за проехавшим экипажем, тотчас же закрылись, лишь на миг позволив мне увидеть в глубине сада просторный одноэтажный дом и в отдалении хозяйственные постройки. Битый час я напрасно жду, когда фиакр выедет снова, и в конце концов, несолоно хлебавши, возвращаюсь домой, поклявшись себе, что уж завтра чуть свет все разузнаю.

В принципе, совсем несложно войти в парижский дом, несложно кой-кого порасспросить и выудить сведения о жильцах. Люди нашей профессии владеют такого рода приемами. Но я странным образом был вынужден отказаться от своих намерений. Обескураживало, что двери неизменно оставались запертыми, люди рта не раскрывали, их правила поведения казались нерушимыми, а сами они неприступными…

Тайна сгущается, но я, естественно, дела не бросаю. Используя любой предлог, любые средства, пытаюсь завязать знакомства или хотя бы просто проникнуть внутрь.