Текла   ::   Браст Стивен

— Ты знаешь, — сказал он, — что ты — ходячее противоречие? Твои корни в Южной Адриланке, ты выходец с Востока, но посвятил всю свою жизнь отрицанию этого, перенимая привычки драгейриан, почти превратившись в драгейрианина, и более того — в аристократа…

— Это совершенная…

— Иногда ты даже изъясняешься, как аристократ. Ты стремишься — нет, не к богатству, но к власти, поскольку именно это аристократия ценит превыше всего. И в то же самое время ты носишь усы, подчеркивая свое происхождение, и ты настолько отождествляешь себя с выходцами с Востока, что, как мне говорили, ни один из них никогда не становился твоей жертвой. Ведь ты отклонил предложение убить Франца.

— Какое отношение это имеет…

— Теперь тебе приходится выбирать. Я не требую от тебя отказаться от своей профессии, сколь бы презренной она ни была. Собственно, я от тебя вообще ничего не требую. Я лишь говорю тебе, что в интересах нашего народа не убивать Херта. Делай что хочешь. — Он отвернулся.

Я пожевал губу, сначала несколько удивившись тому, что вообще об этом думаю. Покачал головой. Подумал о Франце, который был воистину счастлив, что его имя используется для пропаганды после его смерти, и Шерил, которая, вероятно, считала бы так же, и обо всем, что наговорил мне Келли во время наших встреч, и о Наталии. Вспомнил разговор с Парешем, который, казалось, был очень давно, и взгляд, которым он удостоил меня в конце. Теперь я его понял.

У большинства людей нет возможности выбирать, на чьей они стороне, но у меня такая возможность была. Именно об этом говорили мне Пареш, Шерил и Наталия. Франц думал, что я сделал свой выбор. Коти и я имели возможность выбирать, на чьей мы стороне. Коти выбрала, и теперь очередь за мной. Интересно, подумал я, смог бы я остаться посередине?

Внезапно меня перестало волновать, что я стою посреди толпы чужих мне людей. Я повернулся к Коти и сказал:

— Я должен присоединиться к тебе. Я знаю это. Но я не могу. Или не хочу. Вот в чем дело.

Она ничего не ответила. Все остальные тоже молчали. В жуткой тишине мрачной комнатки продолжал говорить один я:

— Да, я бы хотел совершить нечто ради блага человечества, если тебе хочется это так назвать. Но не могу, и нам обоим придется с этим смириться. Я могу кричать и вопить сколько угодно, но это не изменит ни меня, ни тебя.

Все продолжали молчать. Я повернулся к Келли и сказал:

— Ты, вероятно, никогда не узнаешь, как я тебя ненавижу. Я с уважением отношусь к тебе и к тому, что ты делаешь, но ты унизил меня в моих собственных глазах и в глазах Коти. Я не могу тебе этого простить.

На какое-то мгновение в нем промелькнуло нечто человеческое.

— При чем здесь я? Мы делаем то, что должны делать. Любое решение, которое мы принимаем, основано на необходимости. Чем я унизил тебя?

Я пожал плечами и повернулся к Херту. Пора было заканчивать.

— Больше всего я ненавижу тебя, — сказал я. — Намного больше, чем его. Но это к делу не относится. Я хочу убить тебя, Херт. И я с удовольствием сделал бы твою смерть медленной. Я мучил бы тебя так, как ты мучил меня. Вот чего я хочу.

Проклятье, на его лице до сих пор отсутствовало какое-либо выражение. Я хотел, чтобы он по крайней мере попросил о снисхождении, но он не стал этого делать. Не знаю, помогли бы ему эти просьбы й*ли нет. Но, глядя на него, я чуть не потерял самообладание. В руке у меня был стилет, мое любимое оружие для простого убийства; я страстно желал, чтобы он ощутил его прикосновение, но его взгляда я просто не мог выдержать. Я схватил его за горло и отшвырнул к стене, держа острие клинка у его левого глаза. Не помню, что я прохрипел ему в ухо, видимо, обычное ругательство. Потом я сказал:

— Они хотят, чтобы я оставил тебя в живых. Что ж, ублюдок, живи. Какое-то время.