Толкач   ::   Рейнольдс Мак

Изумленный, Иосип Пекич прошел вслед за Александром Карделем через дверь в глубине кабинета и оказался в комнате больших размеров, где почти не было мебели, если не считать массивного стола с дюжиной стульев вокруг. За столом сидел Зоран Янкез, выглядевший на десять лет старше, чем на фотографиях, которые Иосипу доводилось видеть.

Он выглядел на десять лет старше, и лицо его было серым и усталым – на официальных фотографиях это не было заметно. Он оторвался от бумаг, лежавших перед ним, и проворчал что-то вроде приветствия.

Кардель сказал с приятным энтузиазмом:

– А вот и он, Зоран. Наш товарищ Иосип Пекич. Рядовой молодой гражданин Трансбалкании.

Первый опять что-то проворчал и оглядел не слишком внушительную фигуру Иосипа Пекича. Иосипу захотелось укусить себя за палец, но он подавил это желание. Он недавно бросил курить, и когда нервничал, не знал, куда девать руки.

Зоран Янкез прорычал им предложение садиться, и Кардель, расправив брюки, чтобы не помять складки, и вытянув одну ногу вдоль массивного стола, опустился на ягодицы и расслабился, но так, чтобы быть готовым вскочить в любой момент.

Иосип пристроился на тяжелом дубовом стуле, глядя во все глаза на двух самых могущественных людей его родины. С тех пор, как час назад его вытащили из постели, и до настоящего момента, он не понимал ничего из того, что ему говорили.

Зоран Янкез проскрипел:

– Я изучил ваше дело, товарищ. Я обратил внимание на то, что вы – сын Героя Народной Демократической Диктатуры Любо Пекича.

– Да, товарищ Янкез, – Иосип встал. Он нервно потер руки, но решил, что сунуть их в карманы будет неприлично.

Первый проворчал:

– Я хорошо знал Любо. Вы понимаете, что он был арестован еще до меня. Я не мог ему ничем помочь. Но, конечно, после того, как меня избрали Генеральным секретарем, он был реабилитирован и его имя вернули в число тех, кто верой и правдой служил государству. Но вы, разумеется, не станете держать камень за пазухой. Любо был посмертно удостоен звания Героя.

Иосип имел обо всей этой истории несколько иное представление, но вряд ли стоило возражать. Он просто кивнул головой и сказал безнадежно:

– Товарищи, мне кажется, произошла какая-то ошибка. Я… я понятия не имею…

Кардель захихикал, как будто происходящее доставляло ему удовольствие. Он жестом велел Иосипу замолчать и повернулся к Первому.

– Видишь, Зоран, рядовой, весьма благонадежный молодой человек. Родился при нашей власти, воспитан при Народной Демократической Диктатуре. Наш человек.

Зоран Янкез, казалось, его не слушал. Он с угрюмым, почти зловещим выражением лица изучал Иосипа.

Мясистая лапа протянулась к кнопке на столе. Тотчас раскрылась дверь в глубине комнаты и появился официант в белой курточке, толкавший перед собой тележку, уставленную напитками и закусками. Он поставил тяжело нагруженный сервировочный столик так, чтобы партийный руководитель мог до него дотянуться. Взгляд официанта был тупым и подобострастным.

Янкез что-то проворчал, и официант, кланяясь и приседая, попятился из комнаты. Первый пожевал губами, разглядывая яства.

Кардель сказал с готовностью:

– Позволь, Зоран.

Он встал, вынул из ведерка со льдом завернутую в салфетку бутылку, ловким движением наполнил хрупкий стаканчик и поставил его перед Первым. Взял еще один стаканчик и вопросительно взглянул на Иосипа, но тот покачал головой. Его слабый желудок не стоило испытывать алкоголем. Кардель плеснул немного себе и вернулся на свое место у массивного стола.

Янкез, жмуря крошечные поросячьи глазки, взял толстый ломоть черного хлеба и вывалил на него с четверть фунта дунайской икры. Затем поднял стаканчик, опрокинул его разом, проворчал что-то и сунул бутерброд в рот.

Иосип уставился на сервировочный столик. Он на такое угощение и за полгода не заработал бы.

Первый прогремел с набитым ртом:

– Товарищ, я понимаю ваше удивление.