Требуется неприятель   ::   Лейбер Фриц

Жизнь моя посвящена благородной задаче предотвращения войн. Я люблю людей. Но они впали в заблуждение и грех, пали жертвой своих низменных страстей. Вместо того чтобы доверчиво шагать рука об руку к исполнению всех своих великолепных мечтаний, они постоянно конфликтуют, устраивают гнусные войны.

— Возможно, на то есть причины, — мягко предположил главный. — Какие-то неравенства, которые нуждаются в урегулировании или…

— Не надо, — осуждающе проронил пацифист. — Войны становятся все более жестокими и ужасными. И я, и другие обращались к здравому смыслу большинства, но тщетно. Они упорствуют в своих заблуждениях. Я ломал себе голову в поисках решения. Рассматривал все мыслимые средства. С тех пор как мне в руки попало это… э — э… это устройство, я искал в космосе и даже в других временных потоках секрет предотвращения войн. Безуспешно. Те разумные расы, которые я обнаружил, либо сами занимались войнами, либо никогда не знали войн. Это, конечно, очень милые существа, но они не могли мне дать никакой полезной информации. Есть еще один вариант — когда войны перерастали в такие мучительные и ужасные битвы, что не оставалось никого и ничего, за что стоило бы бороться. «Как у нас», — подумал главный, но ничего не сказал.

Пацифист протянул руку, обратив ладони к звездам.

— И поэтому я снова должен был обходиться собственными силами. Я всесторонне изучил человечество. Постепенно убедился, что наиболее худшая его черта — и одна из тех, что наиболее ответственна за войны, — это чрезвычайно раздутое, самомнение. На моей планете человек — венец творения. Все другие животные мало чем отличаются друг от друга — ни один вид не превалирует. На хищников есть свои хищники. Каждое травоядное конкурирует с другими из-за трав или листьев. Даже рыбы в морях и миллиарды паразитов, роящихся в крови, делятся на породы примерно равных возможностей и способностей. И все это способствует скромности и чувству реальности. Никакие виды животных не склонны сражаться между собой, так как это расчищает дорогу третьим видам. И лишь у человека нет серьезных конкурентов. И в результате человек приобрел манию величия, а заодно и манию преследования и зависти. В отсутствие ограничений, которые поставила бы конкуренция, он заполнил свой дом, свою планету, нескончаемыми войнами.

Некоторое время я обосновывал свою идею. Я с тоской размышлял о том, что развитие человечества могло идти совершенно иным путем, если бы ему пришлось делить свою планету с каким-нибудь другим видом, равным ему по разуму. Скажем, с каким-либо морским народом, способным создавать машины… Я вспомнил, как во время таких величайших природных катастроф, как пожары, наводнения, землетрясения и чума, люди на время прекращают раздоры и работают рука об; руку — бедные и богатые, враги и друзья. К несчастью, такое сотрудничество длится только до тех пор, пока люди еще раз не докажут свое превосходство над окружающей средой, пока не возникнет постоянно отрезвляющая угроза. И тогда… На меня снизошло откровение.

Взгляд м-ра Уитлоу скользнул по черным раковинам — беспорядочной куче атласных серповидных световых пятен, собравшихся вокруг обнимающей его светящейся сферы. Точно так же и разум его скользнул по их скрытым бронированным мыслям.

— Я припомнил случай из детства. Радиовещание — мы используем вибрации высокой частоты, чтобы передавать звук, — транслировало шуточный и вымышленный, но правдоподобный репортаж о вторжении на Землю жителей Марса, существ той злобной и разрушительной природы, которой, как вы говорили, мы склонны истреблять чужую жизнь. И многие поверили этому репортажу. Ненадолго вспыхнула паника.