Туманы Авалона   ::   Брэдли Мэрион

Избавившись наконец от своих плащей и покрывал, Вивиана, Владычица Авалона, оказалась на удивление миниатюрной: не выше десятилетней девочки. В своей просторной тунике, стянутой поясом, с кинжалом в ножнах у бедра, в нескладных шерстяных штанах и плотных обмотках она казалась совсем крохотной: ни дать ни взять ребенок, вырядившийся в одежды взрослого. Маленькое, смуглое, сужающееся книзу личико, низкий лоб, волосы темные, точно тени у подножия утесов… и глаза тоже темные и такие огромные… Игрейна впервые осознала, как Вивиана мала.

Служанка принесла гостевой кубок: горячее вино с остатками пряностей, присланных Горлойсом из далекого Лондиниума. Вивиана взяла кубок в ладони, и Игрейна потрясенно заморгала: благодаря этому жесту ее сводная сестра вдруг преобразилась, стала высокой и статной, как если бы в руках ее покоилась мистическая чаша из числа Священных реликвий. По-прежнему удерживая кубок в ладонях, Вивиана медленно поднесла его к губам, шепча благословение. Пригубила, обернулась, передала сосуд мерлину. Церемонно поклонившись, старик принял кубок и в свою очередь поднес его к губам. Игрейна, едва посвященная в таинства, каким-то непостижимым образом почувствовала, что и она тоже причастна к красоте торжественного ритуала, когда в свой черед приняла кубок из рук гостей, пригубила вина и произнесла надлежащие слова приветствия.

Но вот Игрейна отставила кубок – и ощущение значимости момента развеялось. Вивиана вновь превратилась в хрупкую, усталую женщину, а мерлин – в согбенного старика. Игрейна поспешно подвела их к огню.

– Ныне от берегов Летнего моря путь неблизкий, – проговорила она, вспоминая, как некогда сама проделала его молодой женой, перепуганная, исполненная молчаливой ненависти, в кортеже чужака, ставшего ей мужем, который до поры был для нее лишь голосом да ужасом в ночи. – Что привело тебя сюда в пору весенних штормов, сестра и госпожа?

«И почему ты не приехала раньше, зачем бросила меня совсем одну – учиться супружеству и рожать дитя в одиночестве, в страхе и тоске по дому? А ежели ты не могла приехать раньше, зачем вообще приезжать – теперь, когда уже поздно и я наконец-то смирилась со своей участью?»

– Расстояние и впрямь велико, – мягко отозвалась Вивиана, и Игрейна поняла, что жрица, как всегда, услышала не только слова, произнесенные вслух, но и невысказанную жалобу. – А времена ныне опасные, дитя. Но эти годы, годы одиночества, сделали тебя женщиной – пусть горьки они, как годы уединения для будущего барда, – добавила она, улыбаясь давнему воспоминанию, – или для будущей жрицы. Если бы ты выбрала этот путь, ты терзалась бы одиночеством ничуть не меньше, моя Игрейна. Ну, конечно, – проговорила Вивиана, наклоняясь, лицо ее смягчилось. – Иди ко мне на колени, маленькая. – Она подхватила Моргейну, и мать проводила дочку изумленным взглядом: обычно Моргейна дичилась чужих, точно полевой кролик. Отчасти досадуя, отчасти уже снова подпадая под знакомые чары, Игрейна наблюдала за тем, как ребенок устроился на коленях у Вивианы. Вивиана казалась такой махонькой: чего доброго, не удержит! И впрямь – женщина из народа фэйри, женщина Древнего народа. А Моргейна, по всему судя, и впрямь пойдет в нее.

– А как там Моргауза, как поживает она с тех пор, как я прислала ее к тебе год назад? – спросила Вивиана, поднимая взгляд на девочку в шафранном платье, что обиженно забилась в уголок у огня. – Иди-ка, поцелуй меня, сестренка. О, да ты вырастешь высокой и статной, как Игрейна, – проговорила жрица, протягивая руки навстречу Моргаузе, что с недовольным видом вышла на свет – ни дать ни взять строптивый щенок. – Конечно, садись у моих ног, если хочешь, дитя.