Тысяча девятьсот восемьдесят пятый   ::   Бенилов Евгений

) Эрик слегка повернул прикрепленные к его рукам крылья и без усилия заскользил вниз …

* * *



Теплая дружественная темнота заполняла комнату. Тишина по-братски обнимала все находившиеся в ней предметы. Позади оконного стекла медленно планировали бриллианты снежинок. На другом конце огромной многоспальной кровати беззвучно спала Лялька. Промытые ею ссадины на затылке Эрика напоминали о себе тупой несильной болью. Нежный аромат смешанных с тишиной духов витал под потолком. С почти неразличимого в темноте стола неразборчиво мерцала серебряная обертка на горлышке шампанского.

—  — Эрька, ты спишь?

—  — Нет.

—  — Я тоже. — Лялька завозилась, устраиваясь поудобнее, — Давай, поговорим?

Эрик протянул руку за лежавшими на тумбочке очками. Из темноты выступили два стула со сложенной на них одеждой, белые тарелки на обеденном столе, дверь в переднюю.

—  — Вы с Мишкой когда догадались, что мне удалось бежать?

—  — А как стали эти идиоты вопросы задавать — кто мол у него друзья, да у кого он может спрятаться …

Ровно гудел кондиционер. Аквариум на фоне окна казался матовым темно-голубым кубом.

—  — Что ты собираешься делать? — нарушила молчание Лялька.

—  — Не знаю … Выжду несколько дней — пока бабошинские родственники не вернутся. Потом попробую уехать из Москвы … куда-нибудь в Сибирь.

—  — Как ты там устроишься без документов?

—  — Там видно будет … на месте разберусь.

Из кухни доносились мерные звуки капель, падавших из плохо закрученного крана.

—  — Если ты будешь вести себя, как раньше, то долго в живых не продержишься.

—  — Я знаю.

—  — И?…

Прежде, чем ответить, Эрик сделал паузу, прислушиваясь к себе.

—  — Я могу измениться, но переделать себя — не могу. — Он помолчал, не в силах выразить сказанное более ясными словами. — Как и любой человек, я могу стать другим лишь под воздействием …

—  — Я поняла. — перебила Лялька.

Тяжелая бархатная штора еле заметно колыхалась в такт дуновений кондиционера. Стрелки стенных часов светились в темноте.

—  — Ты помнишь свою мать, Эрька?

—  — Да.

—  — Сколько тебе было, когда она исчезла?

—  — Четыре года.

—  — Ты похож на нее или на отца?

—  — Не знаю … у меня не осталось их фотографий.

Эрик закрыл глаза, наслаждаясь чистотой, теплом, сытостью, чувством безопасности и почти полным отсутствием боли.

—  — Ты думаешь, надежда есть? — спросила Лялька.

—  — У кого?

—  — У нас всех — у тебя, у меня, у Мишки … у наших будущих детей …

Прежде, чем ответить, Эрик помолчал.

—  — Думаю, что нет.

—  — Почему?

—  — Мне кажется, что систему разрушить невозможно. Во всяком случае, изнутри и снизу.

Наступила тишина. Маячивший за решеткой оконной рамы уличный фонарь казался узником совести. Видневшаяся в проеме туч полная луна наводила на мысль о волках-оборотнях.

—  — А если наверху появится желающий изменений человек?

—  — Откуда?… Вероятность положительной мутации в династии Романовых равна нулю.

Лялька не ответила. Снова наступила тишина. Маленькая искуственная елка блестела в углу комнаты мишурой игрушек. Насупленный Дед Мороз стоял возле нее на часах и строго глядел перед собой бессмысленными пуговичными очами. Детское, как мир, новогоднее волшебство пропитывало и исцеляло раны всех душ на свете.

—  — Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? — отголоски лялькиного шепота эхом прошелестели по темной комнате.

—  — В Университете, после отборочного тура на Всесоюзную олимпиаду по математике.

—  — А когда встретились в следующий раз?

—  — В начале первого курса, на дискотеке … я пригласил тебя танцевать.

Невидимая в темноте, Лялька засмеялась.

—  — Мне показалось тогда, что ты вот-вот полезешь ко мне целоваться …

—  — Правильно показалось.