В пьянящей тишине   ::   Пиньоль Альберт Санчес

– Дом метеоролога вполне пригоден для жизни, про­визии у меня на целый год, и я не вижу препятствий для выполнения своей работы. Что же до всего остального, то, скорее всего, мой предшественник погиб в результа­те какого-нибудь несчастного случая. А может быть, покончил с собой, кто знает. Не думаю, что человек, кото­рого мы видели, имеет к этому какое-то отношение. Мне кажется, он представляет опасность лишь для себя само­го. Его разум помутился от одиночества, а кроме того, он наверняка боится, что мы обвиним его в исчезновении моего предшественника. Его поведение объяснимо.

Я произнес эти слова и сам поразился тому, как блес­тяще мне удалось связать все концы. Однако при этом я не упомянул о двух вещах: о моих чувствах и предчув­ствиях. Капитан смотрел на меня глазами змеи, которая гипнотизирует свою жертву. Он слегка покачивался, переступая с ноги на ногу, заложив руки за спину.

– Не волнуйтесь за меня, – продолжал настаивать я.

– Вас привело сюда отчаяние, в этом нет сомнения, – заключил он.

Я с минуту поколебался и ответил ему:

– Кто знает.

На что он сказал:

– Разумеется, вам кто-то причинил боль, и потому вы здесь.

Он развел руками, как фокусник, демонстрирующий публике, что они пусты; это был жест игрока, который отказывается продолжать партию. Он как бы говорил мне: я сделал все, что мог.

Мы вернулись в бухту. Восемь моряков с нетерпени­ем ждали приказа вернуться на корабль. Они кожей чув­ствовали неладное и нервничали без всякой видимой причины. Сенегалец Coy ободряюще похлопал меня по плечу. У него была огромная лысина и необычайной бе­лизны борода. Он подмигнул мне и сказал:

– Не обращай внимания на этих ребят. Они на кораб­ле недавно, а раньше жили на равнинах Шотландии. Кактус Юкатана знает больше морских историй и ле­генд, чем они. Посмотри, они даже не белые люди, у них красные лица. Всем давно известно, что эта раса живет, подчиняясь суевериям таверн. Ешь с аппетитом, рабо­тай не покладая рук, смотри почаще в зеркало, чтобы не забыть свое лицо, говори вслух сам с собой, чтобы не потерять дар речи, и занимай голову простыми задача­ми. И все будет хорошо. В самом деле, что такое один год жизни в сравнении с бесконечным терпением Господа?

Потом они сели в шлюпки и взялись за весла. В их взглядах, обращенных на меня, смешалось сострадание и изумление. Они смотрели на меня, как дети, которые впервые в жизни видят страуса, или как мирные гражда­не, взирающие на повозки с ранеными солдатами. Корабль удалялся со скоростью телеги. Я смотрел на него не отрываясь, пока он не превратился в точку на гори­зонте. С его исчезновением пришло ощущение невос­полнимой потери. Я почувствовал, как некое подобие железного кольца сжимает мой череп. Было ли это зна­ком мирской печали, нетерпения, какое испытывают приговоренные к смерти, или обыкновенного страха, я так и не понял.

Еще некоторое время я постоял на берегу. Бухту, в форме четко очерченного полумесяца, справа и слева окружали камни вулканического происхождения. У них были острые грани и верхушки, тут и там виднелись ды­ры, как в зрелом сыре, они казались значительно тяже­лее и массивнее, чем были на самом деле. Песок напоми­нал золу, которая остается после курения благовоний, – он был серый и плотный. Маленькие круглые дырочки в нем указывали, где спрятались рачки. Ударяясь о кам­ни, волны бессильно выплескивались на берег; тонкая пленка белой пены отмечала границу между морем и землей. Отливы оставили в песке несколько дюжин от­полированных кусков дерева. Были среди них и корни давно умерших деревьев. Морские волны обработали древесину с тщательностью скульптора, сотворив про­изведения, поражавшие странной красотой.