Вавилонские сестры и другие постчеловеки   ::   Филиппо Пол Ди

Воображение рисует Камню, что он находит ворованную темпоралку и продает ее за невероятную сумму, которую потом тратит на сухое, безопасное место, чтобы поспать и набить вечно пустое брюхо. Чертовски маловероятно, но можно ведь человеку помечтать.

От мысли о еде у него сводит желудок. Он кладет правую руку на шершавый, покрытый коростой грязи кусок ткани, прикрывающей его диафрагму. Палец пронзает боль (загноившийся порез). Камень предполагает, что это инфекция. Но пока не завоняет, наверняка не узнаешь.

Медленное продвижение сквозь тела и голоса приводит его почти к входу в «иммиграционку». Он ощущает пустое пространство между толпой и охранниками, полукруг уважения и страха. Уважение порождено статусом охранников (имеют работу!), страх – их оружием.

Однажды некто – сосланный преступник с толикой образования – описал Камню это оружие. Длинные, увесистые трубки с выступом посередине, где находятся колебательные магниты. Пластмассовый приклад. Оружие испускает пучки электронов, движущихся с почти околосветовой скоростью. Если по тебе пройдется серп луча, кинетическая энергия разнесет тебя, как молоток – ядро ореха. Если серп промахнется, сдохнешь через несколько часов от лучевой болезни, поскольку каждому выстрелу сопутствует гамма-излучение.

Из этого объяснения – а Камень помнит его дословно – он понял только описание ужасной смерти. Вполне достаточно.

Камень на мгновение останавливается. Знакомый голос: торговка крысами Мэри тайком договаривается о перепродаже одежды от благотворительных организаций. Прикинув, Камень догадывается, где она стоит. Она понижает голос. Слов теперь Камень разобрать не может, а ведь их неплохо бы послушать. Он бочком пробирается вперед, хотя и боится оказаться в ловушке тел…

Мертвая тишина. Никто не говорит и не двигается. Камень чувствует волну воздуха: кто-то появился в дверном проеме.

– Вы, – голос женский, равнодушный, – молодой человек без обуви в… – голос медлит в поисках определения тому, что скрывается под грязью, – в красном комбинезоне. Подойдите сюда, пожалуйста. Я хочу с вами поговорить.

Камень не знает, о нем ли (при чем тут красный?) идет речь, пока не ощущает давления множества взглядов. Тут же поворачивается на пятке, делает обманное движение… – слишком поздно. Его хватают десятки жадных когтистых лап.

Он вырывается. Заплесневелая ткань рвется, но руки цепляются заново – в кожу. Он кусается, брыкается, машет кулаками. Тщетно. Во время борьбы он не издает ни звука. Наконец его, еще брыкающегося, тащат вперед, тащат за невидимую линию, отделяющую этот мир от другого столь же непреложно, как неподатливый забор между Джунксом и остальными двадцатью двумя ЗСП.

Его окружает облако коричного запаха, охранник подносит к основанию его шеи что-то холодное и металлическое. Все клеточки его мозга словно разом вспыхивают, потом наступает тьма…

Трое выдают свое местоположение очнувшемуся Камню колебаниями воздуха, а еще своими запахами, своими голосами – и неуловимым тончайшим ингредиентом, который он называет «ощущением жизни».

У него за спиной массивный мужчина, который дышит через рот, – без сомнения из-за застарелой вони самого Камня. Скорее всего, охранник.

Слева от него человек поменьше – женщина? – от которого пахнет цветами. (Камень однажды нюхал цветок.)

Перед ним, за столом, сидящий мужчина.

Камень не чувствует никакой боли – разве что совершенно растерян. Он понятия не имеет, зачем его скрутили и выкрали, и хочет только вернуться к привычным опасностям Джункса.

Но он уже понял, что этого ему не позволят.

Говорит женщина, голос у нее слаще всех звуков, которые когда-либо слышал Камень.

– Этот человек задаст вам несколько вопросов. Когда вы на них ответите, у меня тоже будет один. Согласны?

Камень кивает: выбора все равно нет.

– Имя и фамилия? – спрашивает иммиграционный чиновник.

– Камень.