Веста   ::   Гуляковский Евгений Яковлевич

Дорога терялась в нескольких десятках метров, уходя в эту однообразную серую пелену и как бы растворяясь в ней.

К сорока годам старые друзья постепенно начинают уходить из нашей жизни, а новые контакты возникают все трудней, к тому же этим знакомствам уже не хватает искренней заинтересованности людей в успехах, делах и несчастьях друг друга. А если этот процесс осложняется неудачно сложившейся личной жизнью, то человек начинает все острей ощущать одиночество. Барьеры, отделяющие его от холодного пространства внешней среды, постепенно рушатся, и он оказывается один на один со своей тоской, с этим дождем и с этой скользкой дорогой.

Я внимательно смотрел вперед, стараясь не пропустить единственный здесь знак, оповещающий о крутом повороте. Поворот был достаточно коварен. В этом месте дорога, до сих пор идущая по самой кромке обрыва, спускалась вниз, на дно глубокого оврага. В те дни, когда ветер с моря нагонял на берег волну, здесь вообще нельзя было проехать. Но сегодня, к счастью, ветер дул с берега. Я осторожно развернулся у знака и сразу же начал спуск.

Тревога усилилась, я почувствовал, что машина плохо слушается руля, но останавливаться было уже поздно. Колеса на крутом спуске все больше проскальзывали. Обиженный рев перегруженного на низкой скорости двигателя наполнил балку. Однако, вопреки моим опасениям, машина благополучно миновала спуск, и, очутившись на дне балки, я смог перевести дух. Разворачиваясь на самом дне оврага, я впервые за весь день так близко увидел море. Оно лежало под дождем совершенно неподвижно, словно нарисованное на плохой картине, и казалось ненастоящим. В нем не было абсолютно ничего интересного, привлекающего внимание. Я скользнул по воде равнодушным взглядом, развернулся и приготовился штурмовать подъем на противоположной стороне балки. Щетки не могли справиться с нефтяной пленкой. Даже дождь нес с собой вездесущую въедливую грязь — неизбежную спутницу промышленного прогресса. Сквозь разводы и линии, нарисованные щетками на стекле, я с трудом видел дорогу, пришлось остановиться и вылезти из уютного мирка кабины. Мотор, воспользовавшись моим отсутствием, заглох, и сразу же ровный шум дождя заполнил собой все пространство, а я, вместо того чтобы выяснить, что случилось с мотором, неподвижно стоял под дождем, слушал его однообразный гул и не мог понять, зачем я вообще вздумал протирать стекло именно сейчас. В конце концов, проехал же я с ним не один десяток километров. Что же заставило меня вылезти из машины? Чувство неуверенности? Страх перед скользким и чрезмерно крутым подъемом? Или, может быть, едва различимый посторонний звук, что-то ведь было еще, кроме этого стекла… Стоял я спиной к морю, лицом к возвышавшейся передо мной стене обрыва. Никакие посторонние звуки не проникали в балку, отгороженную с двух сторон. Самым странным во всей этой ситуации было то, что я стоял неподвижно под проливным дождем, не обращая внимания на холодные струи воды, уже проникающие сквозь одежду, и мучительно раздумывал над тем, зачем я вообще оказался на дне балки посреди раскисшей старой дороги в проливной дождь…

Именно в этот момент я услышал позади себя шаги. Говорят, что в таких случаях многие чувствуют на своей спине посторонний взгляд. Я не верю в это. Вообще не верю в предчувствия, в предопределенность каких-то событий. Меня считают лишенным воображения, излишне рационалистичным человеком. Возможно, это правда. Говорю это специально для того, чтобы дать понять, как далек я был от какой бы то ни было мистики. Итак, я стоял лицом к берегу. И в этот момент сзади меня кто-то прошел по дороге. Я отчетливо услышал шаги и резко обернулся. Прямо от моря вверх по дороге шла девушка. Я увидел ее спину.