Ночные бульвары   ::   Райнов Богумил

Робер медленно развернулся и зашагал назад.

- Нет, послушайте...

Робер не останавливался.

- Нет, я серьезно... Второй раз я вас не впущу. И все это пойдет на свалку. На свалку, так и знайте...

"Тем лучше. Там ему и место - на свалке. А впрочем и тебе тоже... Воодрузи себя на мусорное ведро, старый друг, и дожидайся, пока проедут ребята на грузовике да заберут тебя. Или предложи себя экспонатом на толкучку, если только есть такие идиоты, чтобы купить рвань вроде тебя."

Он шел по улицам и говорил себе подобные глупости, потому что испытывал отвращение к мыслям о серьезном и потому что знал, что придумать он все равно ничего не сможет. Потом взялся убивать время в сочинении прозвищ для Жизели. Она сидела за рабочим столом и, подняв свое прыщавое, сильно напудренное лицо, пронизывала его взглядом, но Робер и в ус себе не дул, а закидывал ее от порога прозвищами. Начал он с совсем безобидных, таких как "зонтик в платье" и "похотливая жирафа", пока не дошел до "покупательницы мужчин" и "грязной богачки-шлюхи", однако и эти вещи его не развлекли. За несколько дней, проведенных в пьянстве и мысленных ругательствах, Робер растранжирил всю свою ненависть, растерял и то последнее, что привязывало его к жизни жажду раздавить эту надменную стерву.

Боль в лодыжках напомнила ему, что он практически с самого утра не садился. Он зашел в кафе, пересчитал, не доставая из кармана, монеты и заказал рюмку "кальвадоса".

В помещении было пусто. Официант протирал столы и не спешил выполнить заказ. Это дало Роберу время его отменить.

- Пьяны вы, что ли? - спросил официант.

"Конечно, пьян, раз в твою дыру ввалиться решил," - подумал Робер, выходя. - "Человеку нужно немного подумать, прежде чем свои последние пять франков растратить, а я сунулся в ту квартальную коробку, где единственное развлечение - это морда содержателя."

Теперь он знал, куда пойдет, а потому немного ускорил шаги, но только до угла. На углу была аптека, а всякую аптеку украшают часы, и на часах было только-только шесть: значит, спешить совершенно излишне.

Теперь он знал, куда пойдет, и вспомнил, что еще неделю назад решил туда сходить, и даже удивился, что за эти проклятые несколько дней ему и мысль об этом в голову не пришла, - не оттого, что это что-то бы спасло, а просто так - для разнообразия.

Улочка, по которой он шел, вывела его на авеню Виктора Гюго. Робер остановился на углу и огляделся. Достал сигарету и прилепил в уголок рта, потом переместил языком в другой угол, а после снова вернул на старое место, где в конце концов и решил зажечь. Он глубоко вдохнул дым и снова оглядел авеню.

"Сейчас шесть, а она, наверняка, приходит к восьми, так что убить предстоит еще целых два часа. Можешь прогуляться до леса. Гувернантки и собаки. Визги детей. Потеха."

И он отправился в обратную сторону.

Робер исходил в этом городе тысячи километров и не заметил их - ни их, ни времени, - а сейчас улица казалась ему бесконечной и минуты растягивались в часы. Когда он дошел до Триумфальной арки, то почувствовал себя совсем ослабевшим. Заглянул сквозь стекло одного из "шевроле". Только шесть-десять.

"Смотреть нужно. Когда смотришь, быстрее проходит время. Смотреть - какое еще художнику развлечение? Ну, пусть и художнику в отставке. Ну пусть даже и лжехудожнику, которые встречаются то там, то сям." Но поблизости посмотреть было не на что. Поблизости была улица Елисейские Поля с вереницами машин, припаркованных у тротуара или прущих тарахтящей массой по асфальту; с расположившимися перед кафе иностранцами; с витринами...

Очень интересно. Лопнуть можно, до чего интересно. Эта пустыня даже и не для лжехудожника. Самое большое - для фотографа. И то для туристических снимков: "Елисейские Поля - общий вид. Все права защищены.