Возвращение к звездам   ::   Сухинов Сергей

Это началось на Луне, где Акимов с изумлением понял, что его помнят и относятся как к живой легенде. Молодежь с лунных новостроек ходила за ним длинным хвостом, теребила, расспрашивала, спорила о смысле жизни и даже подбрасывала любовные записочки. Рассказы Акимова о Юпитере ребята воспринимали восторженно, а к сетованиям на многолетние неудачи, как ни странно, отнеслись философски ("это еще ничего, вот у нас в Море Дождей был случай..."). То же самое происходило и в космогороде Циолковском. А на Земле его встретили поседевшая мать, запорошенный снегом деревенский дом под Владимиром и сны.

Странные это были сны. Затейливой вязью переплелись в них красочные кольца Сатурна, тонкая серебристая лыжня в зимнем лесу, теплые материнские руки, тонкие, постаревшие... Увидел он и скромную могилу отца на заброшенном кладбище, и восторженные лица ребятишек на утреннике в детском саду, и еще многое-многое, что объединялось единственным в мире словом...

- О чем задумался, небожитель?

Трошин был тот же - высокий, худощавый, с длинным скуластым лицом и умными маленькими глазами. Друзья обнялись и какое-то время с улыбкой рассматривали друг друга.

- А ты, старик, совсем заматерел, - сказал наконец Акимов. - В замминистрах ты выглядел на полголовы ниже.

Трошин хохотнул. Они не спеша пошли в глубь парка, обмениваясь новостями. Потом Трошин спросил:

- Говорят, ты решил остаться здесь навсегда?

- Да мало ли что говорят... Поживем - увидим. Скажи лучше: зачем меня вызывают?

- Причины разные, Андрей. Сообщу по секрету, что вашу деятельность на Юпитере правительство оценивает высоко. Сейчас рассматривается вопрос о расширении плана работ. Доволен?

- Что ж, ребята этого заслужили, - задумчиво сказал Акимов.

- Хм... Но учти: если решишь не возвращаться, мы можем предложить тебе место в проекте "Альфа". Будешь сидеть на внеземных станциях контроля и любоваться Землей.

- Погоди, не все сразу... Я всего лишь слабый, измученный прививками и радиационными ударами человек. Скажи, честно, Олег, разговор на приеме будет только о космических делах?

- Экий ты любопытный. Сам сказал: поживем - увидим...

Друзья свернули с утоптанной, хрустящей свежим снегом дорожки и, спугнув стаю шустрых синиц, поспешили к Троицким воротам.

Из распахнутого окна башни в лабораторию порывами врывался теплый мартовский воздух, насыщенный запахами оживающей земли. Вокруг была степь - дикая, чуть холмистая, выписанная размытыми акварельными красками осевшего серого снега и первых голубых проталинок. Не верилось, что под ней, на глубине десятков метров, расположен целый город Института Времени и многокилометровые ряды мощных аккумуляторов, и все это сложнейшее хозяйство через несколько минут придет в действие, чтобы перебросить в прошлое одного-единственного человека.

Акимов сидел, глубоко погрузившись в кресло и полузакрыв глаза. Он ждал, пока хронотехник - его звали Игорь - не закончит последнюю проверку "катапульты".

- Все в порядке, Андрей Иванович, - закашлявшись, сказал, наконец Игорь. - Я думаю, можно докладывать комиссии, как вы полагаете?

- Это ты меня спрашиваешь, Игорь? - глухо сказал Акимов. - Надо, так докладывай, тебе виднее. Только не тяни...

Он не спал от волнения уже две ночи и потому не мог сдержать легкого брюзжания. Все происшедшее за последние дни - правительственный прием, перелет из Москвы, долгие часы подготовки и инструктажей, одинокие бессонные ночи, - все это как-то размылось, ушло в сторону как далекие воспоминания. Сейчас он мог думать только об одном - о прошлом, которое ему предстояло увидеть. И пусть он перенесется на век назад лишь бесплотным наблюдателем, неспособным изменить в давно ушедшем времени движение ни единого атома; пусть даже все его перемещения рассчитаны почти до деталей.