Все золотистое   ::   Бурносов Юрий Николаевич

– Почему ты не приходил? Я думала, ты никогда не придешь!

Как всегда, радость тут же сменилась слезами, и вот уже снова я утешал ее, гладил по спине, целовал в лоб, в висок, в маленькое ушко… Мы стояли в бесконечном коридоре, как раз напротив одной из царапин. Когда Суок немного успокоилась и, всхлипывая, стала тараторить, как она скучала и как хорошо, что я пришел, пойдем скорее прыгать и играть, я спросил:

– Что со мной случилось в прошлый раз?

– Я же говорила – тебе не страшно… – пробормотала она, вытирая кулачком глаза.

«Иначе будет плохо. – Мне? – Нет. Мне», – вспомнил я. Бревно, скотина, сволочь!

– Что… что с тобой сделали? – выдавил я.

– Ничего, Валера. Ничего страшного. Все хорошо, – шептала Суок. – Только не делай так больше, не надо. Пойдем играть!

Я покорился. И мы прыгали, мы играли в прятки в большой комнате с вешалками, я прятался в гуще шуб и платьев, а Суок радостно взвизгивала, когда я неожиданно выскакивал из укрытия и бежал к батуту, чтобы хлопнуть по нему рукой… Наверное, прошло несколько часов, и я не думал ни о Мотыльковом Поезде, ни о том, что пора возвращаться, потому что хотел устроить Суок праздник. И у меня, кажется, получилось.

Нам никто не мешал, вокруг было тихо. Уставшие, мы лежали почти рядом на батуте и тяжело дышали.

– Было весело, Валера. Спасибо! – сказала она, сжав мою руку своей горячей ладошкой.

– Да уж…

– Ты придешь завтра?

– Приду.

– Обещаешь?

– Обещаю. Обещаю, Суок.

– Тогда поцелуй меня.

И я ее поцеловал. Не так, как обычно. По-настоящему, по-взрослому, раздвинув копчиком языка ее плотно сжатые губы, прижав ее к себе так сильно, как только мог. И в этот момент я понял, что я просто не могу потерять эту странную симпатичную девчонку в ее пажеском костюмчике, что я обязан вытащить ее отсюда, чего бы мне это ни стоило. Но как это сделать – я не знал.

Наверное, именно поэтому я проснулся на подушке, мокрой от слез.

Утром, собираясь в институт и копаясь в видеокассетах (Вовка попросил у меня первую часть «Звонка»), я вполглаза смотрел местные новости по маленькому телевизору «Электроника», стоявшему на холодильнике. После обычных историй о ремонте областной библиотеки, сессии городского совета и пикете Народной Партии пошел милицейский блок. Обычно там рассказывали о том, кто куда ушел и потерялся, просили опознать труп или искали свидетелей дорожно-транспортных происшествий. Когда я взглянул на экран в очередной раз, я увидел там Суок.

«…Марина Сергеевна, – сказал невидимый диктор унылым картонным голосом, – воспитанница школы-интерната номер два имени Песталоцци. Ушла двадцать седьмого ноября прошлого года и не вернулась. Приметы…»

Я не слушал. Суок смотрела с черно-белой некачественной фотографии. У нее были смешные косички, а не прическа «паж», но это была моя Суок.

Диктор уже рассказывал о трупе, найденном в теплотрассе по улице Горького, а я все пялился на экран, где для меня застыла фотография грустной девчонки. Фамилию я пропустил, но она ни к чему, фамилия; не пойду же я в милицию рассказывать, что видел пропавшую девочку во сне. Напугало меня то, что Суок оказалась реальной. Куда реальнее, чем я думал.

Естественно, ни в какой институт я не пошел. Коробка, таблетки, кровать.

Сон.

Суок.

Я ожидал, что найду ее сразу. Но случилось иначе. Я стоял посреди коридора, который показался мне чуть более тусклым, чем обычно. Я огляделся и понял: золотистые панели были сплошь исцарапаны, словно что-то бесилось здесь, катаясь и размахивая когтистыми лапами.

– Суок! – крикнул я и прислушался. Бесполезно. Тишина. Ни шороха, ни звука.

– Суок!

Что-то чуть слышно скрипнуло дальше по коридору, и я побежал туда, поскальзываясь на гладком шашечном полу. Я не знал, что увижу за очередным поворотом – не исключено, что Того, Кто Царапает Стены, но об этом я сейчас не думал.

Передо мной стояла фотография на черно-белом телеэкране – вот в чем причина.