Хрустальный мир   ::   Баллард Джеймс Грэм

Вокруг катера сновали пассажиры дешевых классов, но Вентресс, казалось, не обращал на них никакого внимания, так же как и на приближающийся пирс с толпящимися на нем полицейскими и таможенниками. Вместо этого он через опустевший правый борт смотрел на устье реки и на далекий, теряющийся в дымке лес. Прикрыв маленькие глаза, он словно пытался мысленно соединить открывающийся перед ним вид с каким-то внутренним ландшафтом своего разума.

Сандерс редко видел Вентресса, пока пароход полз вдоль побережья, но однажды вечером перепутал в темной каюте чемоданы и ощутил под рукой рукоятку крупнокалиберного автоматического пистолета, торчащую из подплечной кобуры. Найденное оружие сразу разрешило некоторые из загадок, окружавших хрупкую фигурку Вентресса.

— Доктор… — Вентресс помахал рукой, отрывая Сандерса от его мечтаний. — Выпьем напоследок, пока не закрылся бар?

Доктор стал было отказываться, но Вентресс, передернув плечом, лег на другой галс:

— Взгляните на солнце, доктор, вон туда. Вы же не сможете разгуливать по лесам, уткнувшись носом в собственные башмаки.

— И пробовать не буду. Вы не собираетесь выгружаться?

— Собираюсь, конечно. Но торопиться здесь некуда, доктор. Этот пейзаж начисто лишен времени.

Покинув своего собеседника, доктор Сандерс спустился в каюту. У дверей маячили три уже собранных чемодана: один — дорогой, из блестящей крокодиловой кожи, — Вентресса, и два его собственных потертых баула. Доктор скинул пиджак, сполоснул руки и чуть промокнул их полотенцем, в надежде, что резкий запах мыла помешает блюстителям порядка отнестись к нему как к изгою.

Однако Сандерс как нельзя лучше понимал, что, проработав в Африке пятнадцать лет, а десять из них прошли в Форт-Изабель, он давным-давно потерял всякие шансы — которые, быть может, когда-то имел — на перемены в собственном облике, в своем образе в глазах окружающих. Хлопчатобумажный костюм с приобретенными в процессе работы пятнами, чуть узковатый для его широких плеч, полосатая голубая рубашка с черным галстуком, крупная голова с нестрижеными седеющими волосами и пробивающейся бородой, — все это столь же безошибочно и непредвзято свидетельствовало о его должности врача в лепрозории, как и строгая линия рта, подчеркнутая шрамом, и скептический взгляд.

Раскрыв паспорт, Сандерс сравнил фотографию восьмилетней давности с отражением в зеркале. С виду эти два человека имели мало общего: первый, с печатью морального обязательства перед больными на открытом и честном лице, очевидно полностью ушедший в свою работу в госпитале, смотрелся скорее как младший, одержимый брат второго, этакого отстраненного и весьма типичного сельского доктора.

Сандерс посмотрел вниз на свой выгоревший пиджак и мозолистые руки и осознал, сколь ошибочным было подобное впечатление; насколько лучше понимал он если не свои нынешние мотивы, то по крайней мере побуждения того, более молодого, Сандерса и реальные причины, приведшие его в Форт-Изабель. Дата рождения в паспорте ненавязчиво напоминала, что ему уже стукнуло сорок, и Сандерс попытался представить себе, как будет выглядеть через десять лет, но проявившиеся за истекшие годы на его лице скрытые тенденции уже потеряли, похоже, всю свою остроту. Вентресс упомянул о лесах вокруг Матарре как о пейзаже, лишенном времени, и, быть может, его привлекательность для Сандерса отчасти крылась как раз в том, что здесь он наконец-то мог освободиться от проблем осознания себя и мотивов своих поступков, что было неразрывно связано с его восприятием времени и прошлого.

***



До пирса уже оставалось не более двадцати футов, и через иллюминатор доктор Сандерс видел брюки цвета хаки на ногах встречающих.