Батяня. Бой против своих   ::   Зверев Сергей

Пусть наши политики и военные твердят, что самый наш злейший враг США и Европа, но на самом деле все наоборот. Америка и европейские страны — единственные наши союзники в борьбе с китайцами. Только вместе мы сможем остановить эту чертову миграцию саранчи…

— Да брось ты, — махнул рукой Лавров, — мы все равно до этого времени не доживем, да и наши дети тоже. А там и у китайцев бум рождаемости окончится. Чем богаче люди живут, тем у них детей меньше.

Офицер из Дальневосточного округа чуть подался вперед и заглянул в глаза Батяни. Лавров мельком отметил в его взгляде азиатскую хитрость, с такой же с экрана телевизора смотрели восточные дипломаты и политики — гости России.

— Не знаешь ты реальной ситуации у нас на Дальнем Востоке. По телику такого не покажут, а по радио не расскажут. Просто никто об этом пока еще всерьез не задумывается, — ухмыльнулся Бутусов. — У нас в некоторых поселках и райцентрах — больше половины китайского населения! В Хабаре на рынках уже ни одного славянского рыла. Кто нелегально живет, кто вид на жительство за деньги покупает…

Лавров выставил правую руку вперед, поднялся с койки и распахнул форточку. В душную палату ворвался поток свежего ветра.

— Не понимаю я тебя, Игорь, — покачал головой Батяня, запуская руку в темный пакет, с которым пришел в госпиталь, — отчего ты на них зло держишь? — ему не хотелось продолжать скользкую тему.

Со славянином, может, и продолжил бы, но на него глядели раскосые глаза.

— Я сам кореец, родился в Казахстане: туда Сталин еще до войны всех корейцев сослал, — Бутусов тяжело вздохнул, — родители потом вернулись под Хабару. Ты не смотри, что у меня глаза все время щурятся, да и кожа не совсем белая. Можно кем угодно по крови родиться. Но я российский офицер в душе, и этим все сказано.

— Вот за это давай и выпьем, — торжественно заявил Лавров, извлекая из пакета бутылку «Столичной», — все мы граждане одной страны.

— Ты просто читаешь мои мысли, — радостно отозвался Бутусов, — со вчерашнего дня мечтал. Как только запах спирта на ватке почувствовал, сразу понял, чего мне здесь не хватает.

Батяня понимающе кивнул и незамедлительно разлил спиртное по пластмассовым стаканчикам.

— Погоди, а как же? В спецназ ГРУ всех претендентов через сито просеивали. Сам помню. В анкете приходилось писать, не было ли родственников на оккупированных территориях. А у тебя, по сталинской терминологии, предки — враги народа. При Советах об этом до последних лет не забывали. Да и брали в десант только славян: русских, украинцев и белорусов.

Офицер ухмыльнулся и принял из рук Лаврова стакан.

— Не ты первый задаешь мне этот вопрос, — ни на йоту не обидевшись, произнес Бутусов, — все очень просто. Еще с начала восьмидесятых в ВДВ начали создавать небольшие мобильные группы диверсантов, которые в случае локального конфликта с КНР должны были забрасываться в тыл врага, — офицер залпом осушил содержимое пластмассовой емкости и продолжил: — Группы в основном комплектовались из монголоидов. Естественно, бурятов, корейцев, удэгейцев в ВДВ было очень мало, потому такие люди и ценились на вес золота. Можно сказать, мне повезло. Из-за «морды лица» и приняли. А потом снова стали негласно учитывать «чистоту крови», вот и засиделся в майорах…

Батяня был настолько поглощен рассказом Бутусова, что чуть не забыл про внеплановые занятия по рукопашному бою, которые он обещал провести в своей группе курсантов.

— … в ЗабВо и ДальВо офицер-десантник с монголоидными чертами лица и знанием китайского был элитой. Повезло, — закончил свой рассказ Игорь.

— Интересно, — Лавров бросил взгляд на настенные часы, — давай еще по пятьдесят, и я побегу.

— Наверное, я тебя утомил, — Бутусов всмотрелся в задумчивое лицо майора Лаврова.