Операция Минотавр   ::   Кунтс Стивен

Отовсюду доносились стоны, а кто-то монотонно изрекал непристойные слова, словно читал манеру безумца.

- Что с ним будет?

- Когда снимут бинты? Отправим в лечебницу Святой Елизаветы, а там попытаются оформить недобровольное содержание - кто знает, может, им это удастся. Но через шесть месяцев, или через год, или через полтора судья отпустит его. И он умрет от пьянства где-нибудь в аллее. Или зимой от холода, если полиция не сумеет его вовремя подобрать.

Доктор повернул налево и вошел в дверь.

Больной уставился в пятно на потолке. Обе руки у него были забинтованы до локтей. Под одеялом в том месте, где должны были быть ступни, выпирали бугры.

Часть верхней губы отсутствовала. Над десной были видны крупные швы. Бинты на ушах и носу были стянуты широкой лентой. Туловище было привязано к койке ремнями.

- Подойдите сюда, чтобы он вас видел. Видимо, алкоголь разрушил у него боковое зрение. - Лейтенант неохотно ступил на место, указанное врачом, и помахал рукой перед глазами больного.

Глаза задвигались. Они фиксировались то на руке, то на лице врача. Затем переместились на Бабуна, на его темно-синий мундир.

Человек на койке попытался заговорить.

- Постарайтесь, - сказал ему врач. - Назовите себя.

- У... у...

- Ваше имя? Пожалуйста, скажите ваше имя.

- У... - Он смотрел на мундир, на галуны, крылышки, медные пуговицы, золотые нашивки на рукавах. - Джу-ди. Джу-ди. - Он не сводил взгляда со сверкающих крылышек на груди Бабуна.

- Вот опять, - обратился врач к Бабуну. - Иногда он бормочет что-то насчет А12. Конечно, это может быть номер квартиры, но я помню, что в газетах писали насчет этого нового морского самолета, вот и решил позвонить вам. На всякий случай. - Врач вздохнул. - Хотел бы я знать, кем ему приходится эта самая Джуди.

Может быть, дочерью, которая хотела бы заботиться о нем или хотя бы знать, где он находится. Он явно привязан к ней. - Он перешел на резкий, деловой тон:

- Так вы узнаете его?

Глядя на человека, неподвижно лежавшего на койке, Бабун Таркингтон размышлял: голодная смерть под забором на морозе - или же теплая камера на протяжении тридцати или сорока лет с трехразовой кормежкой.

Наконец он произнес:

- Я никогда в жизни не видел этого человека.