Жилплощадь для фантаста   ::   Колупаев Виктор

Но вот настало время расходиться. Афиноген и я проводили Артемия до остановки и усадили в автобус. Уехал Мальцев.

- Ну? - сказал Афиноген.

- Что, ну?

- Я ведь тебе дарю ту дверь, Федор Михайлович.

- Спасибо, Афиноген Каранатович. Спасибо за доброту.

- Да что там! Нарисовать недолго. В тебе все дело. Тебе спасибо, что помог старику.

Афиноген вынес из сарая полотно, натянутое на деревянную раму.

- Помочь? Или сам донесешь?

- Да в ней и весу-то никакого. Конечно, донесу сам.

- Ну, живи себе на здоровье, Федор Михайлович. Твори. Пиши. Читать будем.

- А сам-то ты? Почему себе не нарисовал дверцу? Тоже ведь не хоромы.

- Да зачем нам со старухой? Колька вон подрос. Доктор наук. В Старотайгинске окопался. Средний школу кончает. В Морфлот собрался. А младшенькая с нами проживет. Сарай же у меня, сам знаешь, какой!

- Картину я возьму, Афиноген Каранатович. А вот жить там не стану.

- Это почему же?

- Хоть я и фантаст, а от реального мира не отрываюсь. И в вымышленном, созданном своим воображением мире жить не хочу.

- Тогда хоть писать уединяйся.

- А вдруг воображение больное? Афиноген Каранатович, мне ведь и так хорошо. Жена у меня, дочь, ты вот, Артемий... Друзей у меня много. А ты не расстраивайся. Я тебе, Афиноген Каранатович, очень благодарен. Ты для меня больше, чем эту квартиру сделал.

- Эх, Федя... - Афиноген сгреб меня в охапку. - Упрямец ты. А нравишься. Ну, упрямец! Таким и оставайся.

14

Я приволок картину домой.

Пелагея Матвеевна смотрела телевизор и иногда оглушительно всхрапывала, вздрагивала и тут же задавала вопрос:

- Это ведь, который женился, Оля?

- Да нет, бабушка! Тот уже в городе живет. А этот только что сюда приехал.

- Ну... Я же вижу, что тот.

Ольга дергала плечами.

Валентина сидела в ногах у матери и тоже смотрела отсутствующим взглядом в экран.

- И куда ты этот шедевр ставить будешь? - спросила она.

- А к стене за свою кровать.

- Ты, папаня, сначала посмотри, что возле твоей кровати делается...

- Что там может делаться?

- Секретер твой исчез... А в нем ведь твои рукописи.

- Да вы что?! - мгновенно озверел я и бросился в маленькую комнату. Секретера в ней действительно не было. - Фу! - Так же внезапно успокоился я. - Фу! Это же все Афиноген Каранатович. Это он для комиссии. Сейчас внесем.

- А что комиссия-то? - спросила Валентина.

- А комиссия признала, что что-то такое Афиноген Каранатович все же открыл, изобрел.

- Фенька изобрел?! - не поверила Пелагея Матвеевна. - Смотри-ка ты...

Я оттащил кровать в сторону и поставил ее торчком.

- Фокусы буду показывать, - сказал я, прислонил картину к стене, взялся за ручку и... начал работу. Книги, папки, тетради, стул. С секретером пришлось, конечно, покорячиться. При каждом резком движении, при чуть заметном усилии пронзительная боль впивалась в ребра. Но через полчаса мой угол принял полагающийся ему вид. Кроватью я прижал картину к стене, чтобы не падала.

- Это твои или Афиногеновы фантазии? - пойнтересовалась жена.

- Афиногена Каранатовича.

- Тебе до такого в жизни не додуматься.

- Правда, Валентина, правда. Не додуматься.

- Только пусть он в своей квартире фокусы показывает. Пол теперь мыть надо.

- Вымоем...

Я вспотел после перетаскивания своего барахла, снял повязку со лба.

- Господи! - сказала Валентина. - Ну на кого ты похож! Весь избит, волосы торчком. Бродяга подзаборный... - И добавила уже на кухне: - Вот горе-то мое... О-хо-хо...

- Нормально, папаня, - сказала дочь. - Вид у тебя почти что геройский.

Пелагея Матвеевна спала сидя.

А я ночью снова долго не мог уснуть. Храпела теща. В голову лезли всякие мысли. Хотелось, ох как хотелось отодвинуть кровать и войти в тихую нарисованную квартиру. Но что-то удерживало меня.