Красный смех (Отрывки из найденной рукописи)   ::   Андреев Леонид

Оборванные, грязные, почесывавшиеся, как в жестокой чесотке, заросшие волосами, худые и истощенные, потерявшие знакомое и привычное обличье, мы точно сейчас только за самоваром, увидели друг друга - увидели и испугались. Я тщетно искал в этой толпе растерянных людей, знакомые лица - и не мог найти. Эти люди, беспокойные, торопливые, с толчкообразными движениями, вздрагивающие при каждом стуке, постоянно ищущие чего-то позади себя, старающиеся избытком жестикуляции заполнить ту загадочную пустоту, куда им страшно заглянуть,- были новые, чужие люди, которых я не знал. И голоса звучали по-иному, отрывисто, толчками, с трудом выговаривая слова и легко, по ничтожному поводу, переходя в крик или бессмысленный, неудержимый смех. И все было чужое. Дерево было чужое, и закат чужой, и вода чужая, с особым запахом и вкусом, как будто вместе с умершими мы оставили землю и перешли в какойто другой мир - мир таинственных явлений и зловещих пасмурных теней. Закат был желтый, холодный; над ним тяжело висели черные, ничем не освещенные, неподвижные тучи, и земля под ним была черна, и наши лица в этом зловещем свете были желты, как лица мертвецов. Мы все смотрели на самовар, а он потух, отразил на боках своих желтизну и угрозу заката и тоже стал чужой, мертвый и непонятный.

- Где мы? - спросил кто-то, и в голосе его были тревога и страх.

Кто-то вздохнул. Кто-то судорожно хрустнул пальцами, кто-то засмеялся, кто-то вскочил и быстро заходил вокруг стола. Теперь часто можно было встретить этих быстро расхаживающих, почти бегающих людей, иногда странно молчаливых, иногда странно бормотавших что-то.

- На войне,- ответил тот, что смеялся, и снова захохотал глухим, длительным смехом, точно он давился чем-то.

- Чего он хохочет? - возмутился кто-то.- Послушайте, перестаньте!

Тот еще раз подавился, хихикнул и послушно смолк. Темнело, туча наседала на землю, и мы с трудом различали желтые, призрачные лица друг друга. Кто-то спросил: - А где же "Ботик"?

"Ботик" - так звали мы товарища, маленького офицера в больших непромокаемых сапогах. - Он сейчас был здесь. Ботик, где вы? - Ботик, не прячьтесь! Мы слышим, как пахнет вашими сапогами.

Все засмеялись, и, перебивая смех, из темноты прозвучал грубый негодующий голос:

- Перестаньте, как не стыдно. Ботик убит сегодня утром на разведке.

- Он только сейчас был здесь. Это ошибка. - Вам показалось. Эй. за самоваром, скорей отрежьте мне лимона. - И мне! И мне! - Лимон весь.

- Что же это, господа,- с тоскою, почти плача, прозвучал тихий и обиженный голос.- А я только ради лимона и пришел.

Тот снова захохотал глухо и длительно, и никто не стал его останавливать. Но скоро умолк. Хихикнул еще раз - и замолчал. Кто-то сказал: - Завтра наступление.

И несколько голосов раздраженно крикнули: - Оставьте! Какое там наступление! - Вы же сами знаете...

- Оставьте. Разве нельзя говорить о другом. Что же это!

Закат погас. Туча поднялась, и как будто стало светлее, и лица стали знакомые, и тот, что кружился вокруг нас, успокоился и сел.

- Как-то теперь дома? - неопределенно спросил он, и в голосе его слышна была виноватая в чем-то улыбка.

И снова стало страшно, и непонятно, и чуждо все - до ужаса, почти до потери сознания. И мы все сразу заговорили, закричали, засуетились, двигая стаканами, трогая друг друга за плечи, за руки, за колена - и сразу замолчали, уступая непонятному.

- Дома? - закричал кто-то из темноты. Голос его был хрипл от волнения, от испуга, от злобы и дрожал. И некоторые слова у него не выходили, как будто он разучился их говорить.- Дома? Какой дом, разве гденибудь есть дом? Не перебивайте меня, иначе я начну стрелять. Дома я каждый день брал ванны - понимаете, ванны с водой - с водой по самые края.