Повестка   ::   Штерн Борис Гедальевич

 — Фельдшер ты, что ли? Или кто? Горшки выносишь? А где Владимир Аполлинариевич? Он меня хорошо лечил!»

«Ты потише, — ответил гражданин в белом халате, с любопытством разглядывая Выдру. — Не понимаешь? Все как раз обстоит наоборот — твой Владимир Аполлинариевич плохо лечил, оттого его и нету. А я здесь на телефоне. Вот я тебе сейчас припишу лекарство…»

Этот странный гражданин порылся, в чужом ящике, нашел чистый рецептурный бланк и мелким-мелким почерком написал следующий рецепт:

«Сто граммов водки вовнутрь перед обедом каждый день в течение месяца. Если не поможет — курс лечения повторить. Будь здоров!»

Выдра прочитал рецепт, и до него вдруг дошло. Он понял, какому риску подвергался в докторском кабинете. Дрожа, он вышел из поликлиники, купил четвертушку, вернулся домой, отмерил сто грамм и впервые в жизни с отвращением выпил, а потом закусил. В этот день он впервые заснул без снотворного, а через месяц, в точности выполняя предписание странного гражданина, полностью выздоровел. Как видно, его внутренние органы, работавшие всю жизнь вразнобой, объединились на основе выписанного лекарства. С тех пор Выдра лечится каждый день, проводя активную алкогольную пропаганду среди соратников по забиванию козла, хотя и признает, что лет в восемьдесят, наверно, сопьется.

Смирный вежливо кивает Выдре.

Начинается настоящая игра.

Выдра в ударе. Он бьет от души, а Смирный пригибается над столом все ниже и ниже, шевелит губами и пытается разгадать: что, где, у кого. Он подозревает, что Выдра спекулирует и умышленно не отходит дублем-шесть и что Михаил Борисович по простоте душевной его не зарубит.

Нордост в самом деле думает не о том. Теперь его мысли устремляются на Смирного. Михаил Борисыч давно заметил, что Смирный всегда пытается узнать, что делал в войну тот или иной человек, иначе он теряется и не понимает, что за человек перед ним: бормочет какие-то междометия и двух слов связать не может. Люди, родившиеся после войны, для Смирного как бы не существуют, он не знает, о чем с ними говорить.

«Наверно, дело в том, — думает Нордост, — что Смирный был в плену, и с тех пор он как бы контуженный на всю жизнь. Как он выжил — никогда не рассказывает… Наверно, повезло, что был хорошим плотником… И смирным».

Михаил Борисович, думая не о том, наконец ошибается и пропускает шестерочный дубль, но Смирный не отваживается его упрекнуть. Выдра победоносно рычит и кончает сразу двумя камнями:

— Козлы!!!

«Все-таки не следует мне играть, — расстраивается Михаил Борисович. — Заведующий отделом культуры — и вдруг козел! Несолидно».

Смирный мешает камни, а в это время во дворе появляется отставной майор Воскобойников с орденскими планками на груди. Он их никогда не снимает и, наверно, жалеет, что зимой их нельзя носить на пальто. Сейчас Воскобойников возвращается из райвоенкомата, где околачивается круглые дни, мешая сотрудникам работать и выполняя общественные поручения, которые сам же себе придумывает. И еще: у него самая толстая шея из всей компании.

Все места за столом заняты, но Воскобойникову хочется сыграть. Он глядит на Смирного, что-то вспоминает и вытаскивает из кармана повестку.

— Слышь, Смирный, — говорит он, с размаху хлопая Смирного по плечу. — Тут тебе повестка, распишись.

— Ну? — пугается Смирный. — Куда?

— Повестка, — сурово повторяет Воскобойников. — Приказывают явиться сегодня в семнадцать ноль-ноль в военкомат. Вот, гляди… читать умеешь?.. Читай: явиться для со-бе-се-до-ва-ния.

— Как в семнадцать? — пугается Смирный. — Сейчас уже половина шестого!

— Этого я не знаю, — отвечает Воскобойников, немного смутившись, потому что повестку должен был вручить Смирному еще позавчера, но забыл.

Смирный недоверчиво разглядывает повестку и не знает, что думать.