Реквием по Сальери   ::   Штерн Борис Гедальевич

С вашим талантом — написали бы по заказу Министерства Обороны»Марш Краснознаменной Чапаевской дивизии имени Дзержинского" или «Подожду два года и вернусь»… Нет?.. Ну —"Реквием" так «Реквием»! Хорошая похоронная музыка армии во-от так нужна! Увести задержанного!" Моцарта уводят, а историческое утро 19 августа продолжается. Вчера умер Сальери. Солнце уже взошло. Звучит и крепчает тема Чрезвычайного Положения — в глубине сцены с вонючим ревом проходит бесконечная колонна танков — идут танки, танки, танки, танки, танки, бронетранспортеры, танки, танки, танки, самоходная подстанция, танки, танки, между танками какой-то очумевший гражданский «жигуль», последней идет полевая кухня, за ней, как гусь отбившийся от стаи, еще один танк — танковый марш на Москву продолжается по кругу: танки, танки, танки, а в ЦДКомпозиторов происходит обыск. Автоматчики в «листопадах» кружат по сцене, ищут валюту и драгоценности — шуруют в печке, курочат портрет Чайковского, заглядывают в самовар, потрошат концертный рояль"Стейнвей Д". В глубине сцены образуется танковый затор, но черный полковник продолжает сидеть в Потертом Кресле, озабоченно сверяясь со списком и расставляя в нем красные галочки.

Обыск что-то не вытанцовывается. На сцену между танками пробирается возмущенный обнаженный кордебалет в черном. Шуберт с Листом, ошеломленные смертью Сальери, бросили разгрузку вагона и прибежали с Казанского вокзала, Бетховен удрал из клиники Федорова, из Нью-Йорка на путч уже прилетел Мстислав Ростропович — вот где достойная фигура для Потертого Кресла! — но о смерти Сальери Ростропович еще ничего не знает и потому пока кантуется с автоматом и виолончелью на защите Белого Дома, вместо того чтобы освобождать Дом Композиторов от черного полковника.

По одному появляются члены похоронной комиссии — фон Шнурке, Афонарелов, Таракан-Камчадальский и другие, — видят в глубине сцены танковую армаду, в первую секунду ничего не понимают, а потом понимают все — если Горбачев в отпуске, значит по телевизору"Лебединое озеро".

«Я уважаю Петра Ильича Чайковского, но меня от»Лебединого озера" уже мутит! — жестикулирует Шуберт. — Эй, кто-нибудь!.. Эй, вы!.. Я вам говорю! Выключите телевизор!" «Это вы МНЕ говорите?» — с превеликим изумлением переспрашивает черный полковник.

Лист в смятении дергает Шуберта за полу пиджака.

«Да, вам,…! Кто вы такой,…? Расселись, понимаешь! Что вы делаете здесь, в кабинете Чайковского?» Черный полковник не удостаивает Шуберта ответом.

Спрашивается: что делать в этих чрезвычайных условиях похоронной комиссии?

«Как —»что"?! — спросит офонаревший любитель балета. — Тем, кто за Ельцина — бежать к Белому Дому; тем, кто за ГКЧП — бежать в Кремль!" Резонно.

А кто будет хоронить Сальери?

Не оставлять же труп до окончания путча, этот путч хрен знает сколько может продлиться — это сейчас, задним числом, мы знаем что он длился всего-ничего, а в первое утро никто ничего не знал.

И вот, к чести похоронной комиссии, она (комиссия) решает похоронить Сальери во что бы то ни стало! Она садится на сцене и объявляет сидячую забастовку: или ГКЧП в лице черного полковника освободит председателя комиссии Моцарта и разрешит похоронить Сальери или сами они с этой сцены не уйдут, а их унесут вперед ногами.

Пусть полковник прикинет: похороны одного Сальери, или всей похоронной комиссии?

Пока полковник прикидывает, из головного танка появляется озабоченный танкистик и, держась пониже живота, жалобно вопрошает:

«Извините, товарищи, где тут у вас уборная?..» «В театре „уборная“ и „сортир“ — не одно и то же», — наставительно объясняет Шуберт.

Не дождавшись вразумительного ответа, солдатик исчезает за дверью женского сортира.