Воспоминания о балете (сборник рассказов)   ::   Покровский Александр Михайлович

На собрании он чуть не упал. Плохо. Ноги ватные. Во рту язык. Сухой. Воздуха. Не было воздуха. Хорошо, что никто не заметил. Прошло.

Самая тяжелая в этом году первая. В первую автономку он ждал. Все время ждал. Сейчас тоже, но уже не так. А тогда…

Командующий сказал: «Жди». Сказал и пожалел, спохватился. Потом говорил какую-то чушь и прихватил за прическу. Старый дурак.

И он не спал. Ждал. Каждое всплытие. Людям не сказал, но все и так поняли. Все ждали.

Сигнал — и лодка вздрагивает, ракеты толкают ее. Одна за другой. Все! Хоть одна, но дойдет. Обязательно. Одной достаточно — снесет все. Сволочи. О, господи!

Психозы начались с середины. Он срывался на мелочах — бросался на всех подряд. Все тогда ждали. Было дело… Три автономки в году — это много. Много. Надо спать… спать. А у виска бьется: что-то должно случиться… что-то должно случиться…

Сколько раз он ловил себя: его успокаивает, если что-то случается и все обходится — сразу отпускает. Спать. Надо спать…

Тогда пришли — и сразу под погрузку ракет. И это вместо того, чтоб по домам. Бабы мерзли… начальник штаба орал на строй:

— Куда побежали!

А строй — мимо! Козел. К женам побежали. К семьям. Сам-то ты сколько капитанил? Одну? Ты, электровеник! Укатаешься еще. И не такие приходили. Он отпустил. Пусть хоть жен поцелуют. Люди же…

Не выводились. Всю ночь простояли у стацпирса. После ночи бегали втихаря домой отмечаться. А в шесть утра — назад.

Утром ушли. Проболтались без толку. Пришли. Догрузились — и опять в море на стрельбу.

Ту стрельбу он до сих пор помнит. Черт знает на чем мы в море ходим.

— Ава-рий-ная тревога! Поступление воды во второй!

— Чего орешь?! Много воды?

— Льет, товарищ командир! Крышку не дожало!

— Дожмет! Должно дожать…

— Товарищ командир! Скорость вне предела!

Ему хотелось крикнуть: «Заткнись!»

Потом крутили атаку в кают-компании и помирали со смеху. Анекдот, но три балла есть.

По приходе он опять напился. По-черному. Никто ему ничего не сказал. Ни слова. Даже эти. Они давно ему ничего не говорят. А раньше говорили. Раньше:

— Валерий Николаевич, вы не соответствуете высокому званию.

Ах ты гнида лощеная, болотная. Он не соответствует, да?

А этот выродок соответствует? Он всему соответствует, а я, значит, пьяница? Тридцать автономок только командиром! А у этого хлыща грудь в орденах, как у кобеля на выставке! Это как?

Ладно. Не в орденах дело. Не за них служим. Но этот гад, оказывается, родину любит больше, страдает он, а Валерий Николаевич, пьянь залетная, ему мешает, гадит ему Валерий Николаевич!

Сволочи… Да ладно, все позади. Он тогда не мог не напиться. Сам не свой был. Люди, дети — все вокруг смеется, дышит, солнце — и все живы. Он привел всех домой. Всех. Он ждал всю автономку и не дождался. Слава богу. Как тут не напиться. А может, и можно было… А-а, ну их… к аллаху…

Опять погрузки — днем и ночью. Учение. Триста тысяч в Норвегии, у наших границ. Триста тысяч! И опять он ждал. Он теперь все время ждет. Не так, конечно, как в первую, но ждет…

В первый раз экипаж напился в первый же праздник. Второй раз — во второй. Повально. С залетами и ночевками в комендатуре. Комдив тогда ничего не сказал. Нет, сказал:

— Я же просил вас, Валерий Николаевич…

Хороший мужик комдив. Что толку с того, что он просил.

— Объясните людям, будет отдых, будет… потом… я обещаю…

Так когда же он будет, товарищ комдив? Во вторую загребли случайно. Некому было идти. Всегда идти некому…

Жена ему этого не простила. А он просто никак не мог поверить, что в отпуске, — все шлялся по поселку, шлялся… Вот и дошлялся — загребли…

Очнулся в море с первой аварийной тревогой. Потом пришли и — снова в море загнали.

Море… Как он тогда сказал тому проверяющему: «У меня нет плохих офицеров».

Правильно.