Песня   ::   Попов Виктор Николаевич

А метель все усиливалась По тому, как резко и часто шофер поворачивал баранку, Сергей понял, что с дороги они сбились. После особенно крутого поворота не выдержал, буркнул.

- Доездились как будто.

- Еще неизвестно.

- Чего там. . Полезли идиоты на рожон. Неизвестно...

Сергеи криво усмехнулся и достал папиросы.

Папироса была испытанным средством. Пока вьется запашистый дымок, а от крепких затяжек слегка кружится голова, не хочется ни думать, ни спорить. А сгорит папироса - смотришь, и злости нет. Так было и на этот раз. Затаптывая окурок, Сергей уже ругал себя за резкость. Ему казалось, будто Василии догадался, что он боится.

Василий, навалившись на руль грудью и почти касаясь лбом стекла, пытался различить дорогу. Но впереди была лишь белая трясущаяся стена, по которой ошалело метался комочек света. Все чаще буксовали в снежных заметях колеса. В такие моменты гул мотора переходил в рев, машина дрожала и дергалась, словно в припадке. Пожалуй, следовало остановиться и дожидаться утра. Если к тому времени буран не утихнет, то, во всяком случае, будет гораздо легче определиться. Но если остановиться, занесет так, что и не вылезешь.

И Василий упрямо давил на акселератор, изредка косясь на пассажира, который слишком уж часто начал курить.

"Черт с ним, пусть курит, только бы не ныл", - думал Василий. Неизвестно, от кого пошло, но в их совхозе не говорили хороший человек, плохой человек. Определяя людскую ненадежность, здесь заключали: с ним бы я на целину не поехал. Подходит этот киномеханик для целины или нет? Окончательного вывода Василий сделать так и не успел. Всматриваясь в дорогу, он совершенно забыл о доске приборов. И когда взглянул - у него похолодело внутри и тело на мгновение сделалось очень легким: стрелка уровня бензина подрагивала в левом углу экрана, приближаясь к нулю.

Всматриваясь в дорогу, он чувствовал, как покрывается испариной лоб. Тугой струной звенело: "Как же так...

как же так". Медленно перевел скорость в нейтральное положение и снял ногу с педали.

Сергей коротко спросил:

- Засели?

- Горючее кончается. - Василий расслабленно откинулся на спинку сиденья. Почувствовал, как сильно устал за последние час-полтора. Грудь болела, руки и спина затекли. Он ждал, что пассажир начнет ругаться.

И будет прав. Во всем виноват он, Василий. Знал, что горючего полбака, и поленился заправиться в райцентре. А потом не захотел вернуться. Кого удивил... Во время бурана остановиться в степи. Да за это не только ругать надо.

Мотор тихо гудел, и машина мелко дрожала. В степи тонко и противно выл ветер. По кабине сухо барабанили снежинки. Казалось, что кто-то стучит костяшками пальцев. Сергей курил и молчал. Потом, очень тщательно потушив окурок, скорее с любопытством, чем с беспокойством, спросил:

- Делать-то что будем?

Василий пожал плечами. Несколько секунд опять молчали. Вдруг Василий вполголоса запел:

Едем мы, друзья, В дальние края...

- Слушай, друг, ты мне эту чертовщину брось!

- Чего, песню?

- Это, по-твоему, песня...

- Мне, например, нравится. Когда мы в палатках жили...

- Что ты палатками козыряешь. Я бы тоже жил, если бы послали. В общем, ты ее не заводи. Не переношу. Чем ее петь, лучше "ура" кричать не переставая.

- Я под эту песню из дома уезжал.

- И я под нее. Из-под каждой подворотни горланили. Давай-ка вот лучше решим, что делать будем.

- Придется утра ждать.

- До утра загнемся десять раз.

- Главное не загнуться первый, остальные девять пустяки.

Василию тоже было не по себе. Но Сергей не хотел и не мог с этим считаться. Его возбуждала мысль, что этот парень, совсем еще мальчуган, имеет перед ним неоспоримые преимущества. Он знает палатки - он жил в них, было ему трудно, и однажды он сплоховал. Но и для того, чтобы сплоховать, у него был повод. А вот у Сергея ничего не было.