Бог лабиринта   ::   Уилсон Колин Генри

Мой первый роман «Ритуал в темноте» я построил на основе египетской «Книги мертвых», но потом осознал, что если я намереваюсь использовать структуру, органически вытекающую из внутренней сущности сюжета, то с таким же успехом я мог бы обратиться к форме, которая могла бы дойти до простых, рядовых читателей. Поэтому я выбрал тему убийц-потрошнтелей и структуру психологического триллера. И тем не менее, в своей основе это все еще был реалистический роман в традициях Достоевского. В последующих произведениях я все более осознанно опирался на «эффект отчуждения», выбирая традиционные, популярные формы и стараясь достигнуть эффекта, близкого к пародии. В «Случае в Сохо» я опирался на плутовской роман, в «Необходимых сомнениях» – на полицейский роман, в «Мире насилия» я использовал форму романа воспитания с комическими обертонами, в «Паразитах сознания» и «Философском камне» – научную фантастику, в «Черной комнате» – шпионский роман, а в «Стеклянной клетке» снова обратился к детективному жанру.

И вот теперь письмо читателя, защищавшего меня от обвинения в порнографии, остро поставило передо мной проблему: можно ли использовать традиционный порнографический роман в духе Клеланда или Аполлинера в качестве организующей структуры и достигнуть того же эффекта отчуждения? Я попытался сделать нечто подобное в романе «Человек без тени» (название которого без моего согласия издатели изменили на «Сексуальный дневник Джерарда Сорма»), и я заметил, что обращение к сексу разрушает эффект отчуждения, так как читатель слишком увлекается этой тематикой. Хотя «Сексуальный дневник», собственно говоря, использует форму скорей не порнографического романа, а исповедального дневника, и представляет собой роман идей, включающий секс только как отправную точку. Чисто порнографический роман более строго формализован, гораздо строже, чем любой другой тип романа, который приходит мне на ум, – в нем есть что-то от символической жесткости балета, и это усиливает эффект отчуждения. Гораздо более сложная задача – вдохнуть жизнь в эту жесткую структуру, так как традиционный порнографический роман – возьмем, например, «Жюстину» – не что иное, как серия застывших, статичных картинок, связанных произвольным повествованием, как отдельные арии в операх Монтеверди. Я же более заинтересован как раз в сюжете и в идеях, чем в этих пикантных картинках. Я должен признаться, что с формальной точки зрения «Бог лабиринта» не подчиняется правилам порнографического романа или детектива – в частности, такого рода детектива, который культивирует в России Ираклий Андроников, хотя он во многом напоминает такого вида литературу. «Секта Феникса» развилась из намека, подсказанного Хорхе Луисом Борхесом. И если «Паразиты сознания» или «Философский камень» построены на мифологии Г.Ф.Лавкрафта, то настоящая книга базируется на мифологии Борхеса.

Успех или провал этого романа у публики не будет окончательным приговором для применения эффекта отчуждения в жанре романа. Я убежден, что ответ на проблему «шекспировской рыбы» и «современной рыбы», выброшенной на берег, лежит именно в эффекте отчуждения, независимо от того, успешно или неудачно он применен в данном конкретном случае. Но если этот роман выполнит эту задачу, то я еще больше укреплюсь в своем мнении о верности подобного метода.

Наконец, есть еще одна проблема, которой я касаюсь с некоторыми сомнениями и колебаниями по вполне понятным причинам. Когда мы переходим из детства в мир взрослых, то сталкиваемся с новыми областями жизни, которые недоступны и нежелательны для ребенка, начиная с употребления алкоголя и курения до занятий альпинизмом. Секс стоит особняком среди других областей жизни, так как к нему относятся как к своего рода тайне, будто он считается каким-то табу.