Пятая профессия   ::   Моррелл Дэвид

Голос был настойчив, словно она какое-то время не могла договориться со своим партнером.

С вымуштрованным терпением Сэвэдж взглянул дальше вправо. На стене висели два полотна Моне и три Ван Гога.

Дородные охраннички, поняв, что хозяина нет в комнате, откровенно заскучали. Никто не гладил их по головкам, не совал в рот печеньица, не хвалил за то, что они такие хорошие и так здорово справляются со своей работой. Разочарованные, двое из них пошаркали ногами, поправили галстуки и вернулись на свои посты в коридор без сомнения, для того, чтобы снова приняться за кофе и сигареты. Третий закрыл за ними дверь и прислонился к ней, скрестив руки на груди, стараясь выглядеть старательным, хотя сила, с которой он сдавил свою грудную клетку, вполне могла бы показаться со стороны страшной болью, от которой он страдает.

Прислушиваясь к шепоту кондиционера, Сэвэдж отвернулся от картин на стене и вгляделся в коллекцию выставленных за стеклом китайских ваз.

Оставшийся телохранитель вдруг выпрямился.

Дверь по правую руку Сэвэджа распахнулась.

Женщина-легенда вошла в комнату.



3



По официальной биографии ей было сорок пять лет. Несмотря на это, выглядела она такой же ослепительно юной, как и в последнем своем фильме, снятом десять лет назад. Высокая, стройная, худощавая.

Проницательные голубые глаза. Изумительный овал лица, чувственные линии которого были обрамлены доходящими до плеч, выбеленными солнцем волосами. Гладкая загорелая кожа. Мечта любого фотографа.

Десять лет назад на пресс-конференции, собранной по случаю получения ею “Оскара” за лучшую женскую роль года, она удивила всех, объявив, что покидает мир кино. А ее замужество месяцем позже удивило еще больше — избранником стал монарх островного, маленького, но богатого государства около Французской Ривьеры. Когда здоровье супруга ухудшилось, она сама занялась делами, увеличив ассигнования на туризм и процветание казино, являющихся источником дохода княжества.

Правила она так же, как играла. Кинообозреватели называли ее стиль “огонь и лед”. Регулируемая власть. Страстно, но умеренно. В любовных сценах она всегда играла доминирующую роль. Отрывок, в котором она соблазняла обворожительного похитителя драгоценностей, чье внимание в течение всего фильма настойчиво отвергала, остался в истории кинематографа примером сексуального напряжения. Она знала, чего хотела, но брала только то, чего добивалась, и лишь тогда, когда точно знала, что желания не заведут ее в рисковые тупики, поэтому удовольствие, казалось, базируется не на отдаче, а на отнятии, и снисходительность, с которой она отдалась вору, подарила тому незабываемую ночь.

Проблемы острова тоже не оставили ее равнодушной. Она держалась поначалу сдержанно, на расстоянии благородства — спасительного для многих больных, бездомных, одиноких — не превратилось в ошеломляющий поток благодеяний. Казалось, что сострадательность — проявление слабости, пламя, старающееся растопить лед самоконтроля. Но проявление чувств — в разумных пределах, конечно, — было еще и политически выгодным. Пока не становилось опасным. Пока ее подзащитные любили свою спасительницу.

Подходя к Сэвэджу, она улыбнулась. Ослепительно. Кино в реальной жизни. Со своей стороны Сэвэдж оценил артистизм появления, прекрасно понимая, что женщина осознает производимое ею впечатление.

На ней были кожаные черные сандалии ручной работы, складчатые слаксы цвета “бургунди”.