Гленлионская невеста   ::   Рэнни Карен

Волосы у нее были, как и полагается славной шотландской девушке, золотисто-рыжие. Когда она проснется, он посмотрит ей в глаза, но сейчас ему не хотелось ее будить. Может быть, теперь они смогут время от времени крепко спать, потому что не будет надобности бодрствовать всю ночь. Но все-таки он обладал теперь тем преимуществом, что знал – он в состоянии обойтись две-три ночи вообще без сна. И Лахлан усмехнулся.

На этот раз он вернулся после приграничного набега действительно с ценной добычей.

Вид Гленлиона наполнил Лахлана гордостью и знакомым ощущением возвращения домой. Но к этим чувствам примешивалось бремя ответственности. Как-то придется найти способ сохранить свой клан и свой мир. Тот, кто хочет, может уехать, но для тех, кто хочет остаться, нужно найти средства к существованию в стране их предков.

– Эта бестия снова вот-вот взорвется! – услышал он голос поблизости.

Услышав об очередной неудаче, Лахлан только вздохнул. Можно было выбрать и лучшее приветствие.

Дженет выпрямилась, проснувшись так же легко, как легко просыпался он, когда у него была возможность поспать. Она одной рукой схватилась за его рубашку, а другой протерла глаза.

Пещера была пуста – все выбежали, опасаясь взрыва.

– Что случилось, Лахлан?

Они спешились, и Лахлан толкнул Дженет в гущу людей.

– Небольшая неурядица, Дженет. Постой здесь, так будет безопаснее.

Он вошел в пещеру, снова ожидая увидеть разбросанную жижу. Но огонь под медным котлом горел ярко. Правда, во всех трубках что-то шипело и пузырилось, и это не предвещало ничего хорошего.

– Сусло не проходит через фильтр, Лахлан.

Обернувшись, он увидел позади себя Дженет. Но не успел он спросить, что она имеет в виду – она уже прошла мимо и уверенно приблизилась к трубкам и витым вытяжным трубам. Она повернула одну рукоятку влево, другую вправо, и бледно-коричневая жидкость беспрепятственно потекла в огромный медный котел.

Дженет обернулась и посмотрела на первого из тех, кто осторожно заглянул в пещеру.

– Дрожжи в котле?

Тот кивнул и подошел ближе. Она посмотрела на Лахлана.

– Бывает, что сусло слишком густое и закупоривает фильтр, и когда это происходит, нужно разбавить его водой. Если не сделать этого, получится закупорка, и брожение начнется в трубках, а не в котле.

– И он взорвется.

Она кивнула.

– А откуда ты это знаешь, Дженет?

Она осторожно похлопала по котлу поменьше, напоминая гордую мамашу, похлопывающую по щеке здорового младенца:

– Ты зря теряешь барду. Ею очень хорошо кормить коров.

Лахлан мог только смотреть на нее. Казалось, она говорит на каком-то незнакомом языке, и он понимает только через пятое на десятое.

– Где вы проращиваете зерно, Лахлан?

Он повернулся к Джеймсу, а тот посмотрел еще на кого-то. Тот подвел Дженет к противоположной стене пещеры, где был разложен ячмень.

– Здесь сыро, – заявила Дженет, и не успел Лахлан и глазом моргнуть, как около дюжины человек уже перетаскивали ячмень на другую, более светлую, сторону.

– Откуда ты все это знаешь? – снова спросил он.

– Я узнала это от своего отца. Время от времени я ему помогала. – Дженет огляделась, и на лице ее выразилось истинное наслаждение. – Разве это не странно, Лахлан? Я почти забыла гэльский язык, моя речь стала слишком английской, но я никогда не забывала перегонный куб и солодовое виски. Это наследство, которое оставил мне Рональд Макферсон.

– Что из Тарлоги? – Вперед вышел Джеймс, лицо у него расплылось в улыбке ясной, точно утреннее солнце.

Она кивнула.

Джеймс повернулся к Лахлану:

– Говорили, что акцизные очень хотели поймать его и назначили хорошую цену за его голову. Я слышал, что он умел за двадцать четыре часа шестьдесят раз опорожнить перегонный куб.

– Девяносто раз, – весело поправила его Дженет.