Гордая любовь   ::   Хэтчер Робин Ли

Тяжелая коса, сплетенная из золотых волос, лежала на плече девушки, одетой в ярко-зеленую рубашку, которая прекрасно сочеталась с цветом глаз «сиделки». По щекам и дерзко вздернутому носику рассыпались веснушки – она, без сомнения, проводила много времени на солнце.

Почти ничего в этой девушке не напоминало ему юную леди с портрета, висящего над камином в карт тинном зале особняка «Роузгейт», мало что сходилось с подробным описанием, которое дала Анна Вандерхоф. И все-таки у Ремингтона не оставалось и тени сомнения: перед ним была дочь Анны, Оливия, значит, он получит премию в двести пятьдесят тысяч долларов.

– Либби?

При звуке детского голоска, донесшегося от дверей, Ремингтон быстро закрыл глаза, а Оливия оглянулась.

– Либби, думаю, крохе не хватает еды, – продолжал мальчуган. – Другие щенки отталкивают его.

«Неужели у Оливии есть ребенок? – удивился он. – Нет, ведь мальчик назвал ее Либби, а не мамой. Может, это приемный сын? Собственно, почему бы здесь не оказаться и мужу?»

– Думаю, нам надо притащить его в дом и самим кормить. Он запросто может сосать из бутылочки, как делают сиротки-ягнята.

– Ты же знаешь, как тетушка Аманда относилась к собакам в доме.

Ему нравился звук ее голоса, льющийся и мягкий. Говорила она чуть-чуть в нос, как это делают жители западных штатов. Но он-то точно знал, что Оливия Вандерхоф была вовсе не с Запада. Она родилась и выросла в Манхэттене, проводила каждое лето в усадьбе Вандерхофов на морском побережье Род-Айленда, училась в закрытых школах для девочек, куда только позволяли отдать ребенка деньги и общественное положение родителей.

– Но мисс Блю нет, – прервал размышления Ремингтона голосок мальчугана. – Теперь это твое дело.

Он услышал, как она вздохнула и устало ответила:

– Да, это мое дело. – Девушка немного помолчала. – Вот что я тебе скажу, Сойер. Как только я здесь все закончу, сразу приду посмотреть на щенков.

– А он как?

Ремингтон почувствовал, что Оливия снова молча рассматривает его.

– Как и следовало ожидать. Мне только очень хочется, чтобы он поскорее пришел в себя. Необходимо, чтобы он в ближайшее время смог поесть, иначе… – Она замолчала, не договорив.

Сойер подошел к краешку кровати, на которой лежал Ремингтон.

– Он будет о’кей, Либби.

– Надеюсь, – шепотом ответила она. – Видит Бог, я очень на это надеюсь.

Ремингтон тоже на это надеялся. Ему необходимо отправить телеграмму в Нью-Йорк, пока не истек год, иначе он потеряет премию в двести пятьдесят тысяч долларов.

Очень осторожно Либби промыла и обработала раны и вновь наложила тугие повязки. Закончив процедуры, она подняла таз с водой и окровавленные бинты и отодвинула стул от кровати. Потом снова повернулась к незнакомцу. «Очнись!» – молча умоляла она. Это по ее вине он лежит здесь без сознания, страдая от боли. Это она ранила его и, может быть, чуть не лишила жизни. Как получить его прощение? Внезапно ей в голову пришла еще одна мысль. А что, если где-то у него есть жена? Жена, которая беспокоится о нем, ждет не дождется каких-нибудь вестей? Не в силах справиться со своими чувствами, она снова подошла к молодому человеку и убрала с его лба черные волосы. В тот момент, когда Либби прикоснулась кончиками пальцев к его лицу, ей показалось, что по всему телу разливается какое-то странное тепло. Она быстро отвернулась. Ей хочется только одного: чтобы он поправился.

Просто поправился и уехал с ранчо. Либби вынесла таз с водой в кухню и поставила его на стол. Бросив использованные повязки в корзину, она поспешила в сарай и увидела, что Сойер опустился на колени на соломе в углу, наблюдая, как сосут молочко щенки. В руках мальчик держал самого маленького щенка.

Заметив приближающуюся хозяйку, Мисти подняла голову.