По обе стороны Днестра   ::   Габуния Евгений Дзукуевич

Григорий, угадав, о чем думает брат, с усмешкой произнес:

- Что смотришь, и ты тоже не помолодел, - он окинул взглядом комнату, хотел что-то сказать, но промолчал.

- Да что же вы стоите, садитесь, гости дорогие, - спохватилась Домника. Она бросила укоризненный взгляд на мужа. - Почему не приглашаешь, хозяин ты или нет?

- Был когда-то хозяином, - неопределенно отвечал Василий.

Его разбирало тревожное любопытство, но он не решался спросить вот так, с порога, откуда вдруг среди ночи возник Григорий, да еще и не один. Василия больше беспокоило не внезапное появление брата, а именно то, что пришел не один. Весь облик незнакомца, его бегающий взгляд, неопределенная улыбка на смуглом морщинистом лице вселяли смутное беспокойство. Едва спутник Григория произнес несколько слов, как Василий понял: "Не из наших мест будет. Зачем пожаловали? - не давала покоя тревожная мысль, - однако спросить он все еще не решался. - Сами скажут", - рассудил Василий и обратился к жене:

- Угощай дорогих гостей, Домника, небось, проголодались с дороги, да и согреться не мешает.

- И то правда, давно пора, - засуетилась женщина.

Вскоре на столе появились миска с мамалыгой, лук, тарелка с солениями и графин вина.

- Вы уж извините, больше ничего нет, - смущенно сказала хозяйка, приглашая гостей к столу. - Чем богаты, тем и рады. Время такое.

Она не пояснила, что именно она подразумевала под временем: то ли конец зимы, когда припасы кончаются, то ли совсем другое, о чем сказать в присутствии незнакомого человека не решилась.

- Да чего там... - Григорий жадно оглядел стол. - Мы понимаем... Не так ли, Марчел? - обратился он к своему молчаливому товарищу.

Тот ничего не ответил, лишь кивнул. Первый стакан выпили, как водится, за встречу после долгой разлуки, и гости набросились на еду. После второго их лица порозовели, скованность, царившая в первое время за столом, исчезла. Василий еще раз извинился за скудное угощение и добавил как бы в свое оправдание:

- Да разве я один так живу? Считай, почти вся Протягайловка. Трудные времена наступили, дорогой брат. Очень трудные. Не знаю, чем все и кончится. Ну, а у вас там как? - он взглянул на Григория.

- Где это - у нас?

- Ну там, где ты живешь, - Василий тянул, не решаясь задать вопрос напрямую.

Григорий разгадал эту примитивную хитрость и продолжил игру:

- А где я живу, ты знаешь?

- Точно не знаю, но вроде на той стороне... - неуверенно ответил Василий. - Люди сказывали.

- Верно сказывали. Там и живу с тех пор, как за Днестр подался. И живу, скажу тебе, дорогой Василий, хорошо. - Он со снисходительной усмешкой оглядел стол, тарелки со скудной едой, старую потрескавшуюся мебель. - А тебе, как посмотрю, не сладко под большевиками приходится. До ручки, как видно, довели.

Василий тяжело вздохнул, посмотрел на жену, как бы ища у нее сочувствия. Домника сидела молча, горестно поджав губы.

- Сам видишь. Если по правде - плохо, очень плохо. Кукурузы полмешка осталось, а о хлебе уже и забыли. Большевики забрали подчистую. Колхозы выдумали, будь они неладны. Все, говорят, будет там общее. А как оно, добро, может быть общим? - Василий все больше распалялся. - Общее - значит ничье. Голодранцы, одно слово. И в начальники себе выбрали самого последнего голодранца. Ты Костаке Гонцу помнишь, ну того, что у отца нашего покойного, мир праху его, работал?

Григорий согласно кивнул.

- Так вот, этот Костаке у них теперь председатель колхоза имени Котовского. Это у них был главный военный командир, - посчитал нужным пояснить Василий.

- Ты что, думаешь, я не знаю, кто такой Котовский? Герой гражданской войны, как они его называют, а по-нашему - бандит, слава богу на том свете уже, туда ему и дорога, пусть там геройствует. - Он резко хохотнул и посмотрел на своего молчаливого товарища.