Гувернантка   ::   Лэннинг Салли

– Философия жизни по Мартину Крейну?

Стоя очень близко от Энн, но не касаясь ее, Мартин спросил:

– Ты с этим не согласна?

– А что случается с людьми, по головам которых ты карабкаешься наверх?

– Похоже, ты считаешь меня настоящим чудовищем. – Он схватил чайник и залил кофе кипятком. – Одолжение заключается в следующем. Тори мучают ночные кошмары. Она просыпается, крича, что кто-то гонится за ней. А ты наверняка хороший психолог, если достучалась даже до ополоумевшего подонка. Может быть, Тори поможет, если ты с ней побеседуешь?

Энн медленно ответила:

– Не знаю. Я все же специализируюсь на психологии преступников. Но попробовать можно.

– Ты приедешь к нам, Энн? Я понимаю, что прошу слишком многого… потратить свободное время на то, что связано с твоей работой. Но у меня сердце кровью обливается, когда я слышу ее крик посреди ночи.

Его голос прерывался от избытка эмоций. Если Мартин притворяется, то она – обезьяний дядюшка. Понимая, что у нее нет выбора, что она идет на риск, больший, чем когда дразнила того мальчишку, Энн сказала:

– Да, я приеду.

– Приедешь?

– Неужели ты думал, что откажусь?

– Я сомневался.

– Я тоже не чудовище, Мартин. Когда приезжать? Сегодня?

– Чем скорее, тем лучше. Она возвращается из школы в три тридцать.

– Тогда я буду в четыре.

– Ты очень добра.

Его улыбка вызвала в ней бурю эмоций, анализировать которые, наверное, не стоило. Она покачала головой.

– Вовсе нет. Она ребенок, Мартин, а я знаю, каково это, когда… Ладно, неважно.

– Твои родители, кажется, погибли…

На ее щеке дернулся мускул.

– Я сказала, что приеду. Не испытывай судьбу.

– Я пришлю за тобой машину.

– Нет. Я возьму такси.

– Твое второе имя – Независимость?

– Я воспринимаю это как комплимент, – насмешливо проговорила Энн и потянулась к шкафу за чашками.

Но одновременно Мартин сделал то же самое, и их руки встретились. Ее словно пронзило током от этого прикосновения. Затем он опустил руку и пальцем провел по ее щеке вверх, к линии, где начинались волосы, и легонько потянул выбившуюся рыжую прядь.

– Ты для меня загадка, тебе это известно? – хрипловато произнес он.

Мартин был так близко, что она могла видеть крошечные черные точки на радужной оболочке его глаз. И эта близость словно уничтожала всю ее настороженность, делая беззащитной и уязвимой перед ним, что Энн ужасно не нравилось. Она попыталась отодвинуться, но его свободная рука, теплая и тяжелая, непонятным образом оказалась на ее талии. Он привлек ее к себе, не отрывая пристального взгляда.

Все в ней кричало о том, что нужно бежать. Упершись ладонью в его грудь, Энн попыталась оттолкнуть Мартина, но жар его тела обжигал пальцы сквозь ткань рубашки. Жар этого мускулистого крепкого тела, тяжелое, быстрое биение его сердца… Энн пыталась взять себя в руки, внять голосу рассудка, но безвозвратно тонула в омутах глубоких серых глаз. Затем Мартин наклонил голову и со смесью ужаса и радости Энн поняла, что он хочет поцеловать ее. Она еще раз попыталась высвободиться, отталкивая его руки.

– Мартин, не надо… Пожалуйста… не надо.

В ответ он отыскал ее губы… И Энн пропала, потому что фантазия смешалась с реальностью, и этой реальностью был страстный и настойчивый мужской поцелуй. Ее здоровая рука скользнула вверх по его груди, пальцы зарылись в шелковистых волосах на затылке, тело приникло к нему, податливое и жаждущее. Она раскрыла губы, повинуясь требованию его языка и с радостью приветствуя его вторжение? Мартин приподнял ее, и их поцелуй стал глубже. Внутри нее рос голод, равного которому она никогда не знала. Этот голод сметал остатки сдержанности, не говоря уж об осторожности. Ослепленная желанием, она крепко прижала к себе его голову, и животом почувствовала, как он возбужден.